Отнести творчество музыканта Владимира Жукова к другому жанру невозможно
Музыкальных направлений тысячи: взял гитару и «пили» чтото свое, особенное. Но, послушав Владимира Жукова, его голос с сипотой Адамса и надрывностью Иванова, хочется сказать: это все равно блюз, Володя. Тот самый берущий за душу блюз.
Владимир Жуков – один из немногих музыкантов, живущих в Твери, профессионально записывается на московских студиях. У него и концерты больше там, в столице. Потом в поезд, а здесь – дневной сон.
…Владимир после очередного московского концерта. Проснулся 15 минут назад. Говорит: голова пустая. Вспоминает детство в Ашхабаде:
– Я неважно заканчивал восемь классов. Отец сказал: не закончишь восемь классов – пойдешь на кирпичный завод работать. А я както раз был на кирпичном заводе… И теперь, если я хочу представить себе ад, вспоминаю тот завод.
И в этот абзац вместилось все, что для Владимира не связано с музыкой. Совсем короткий отрезок. А дальше…
– Будучи школяром, шел мимо одной компании, там парняга играл на гитаре. Я стоял и смотрел. А когда все разошлись и мы разговорились, закончилось тем, что я отдал ему свою шапку (парень был очень плохо одет), а он мне – свою гитару. И показал пару аккордов.
Тут же Владимир написал первую песню: «Я с каторги вернулся». Тогда это ему казалось круто: каторга, зона… Спел матери. Мать сказала, чтобы при ней он такие песни больше не пел.
– А мне песня нравилась. Я стал петь ее соседям, прохожим, одноклассникам. Меня прогоняли, причем с каждым разом все дальше. В конце концов меня огибали даже собаки местные, потому что это была такая заунывная и жалостливая песня…
И прибило Володю к самому краю района. А на краю жил Жоравесьвнаколках, который 25 лет провел на зоне.
– Стал эту песню петь ему. Много раз пел. А он сидит, курит, слушает в который раз и все повторяет: «Да, Володя, ты на зоне не пропадешь». И мне это казалось таким комплиментом…
Лишь после армии Владимир открыл для себя такое явление, как западная музыка. Явление носило мировые имена «Queen», «Deep Purple». И это в «продвинутые» 1980е, когда пластинками западных легенд уже было никого не удивить.
– В Ашхабаде было не принято слушать западную музыку, хотя, наверное, она просто не доходила до нас, – вспоминает Владимир. – Когда я все это услышал, во мне произошла метаморфоза почти болезненная. Я мог слушать эту музыку часами. Тюремная романтика перестала быть интересной. Меня стали увлекать мелодика, разворот композиций, понятие драйва, кипучей клокочущей энергии, тока.
Но вокруг был не Ливерпуль, и такую музыку не играли. Хотя в Туркмении была своя легенда – группа «Гунеш» (как «Pink Floyd» для мировой музыки, так «Гунеш» для Средней Азии). И есть у Владимира заветное воспоминание об этих музыкантах:
– У старшего брата моего приятеля парни из «Гунеш» были в гостях. У них концерт в нашем городе. Приятель Миша звонит: «У нас „Гунеш“ во дворе сидит!» Я ломанулся туда. И правда! Возлегают они на высоких топчанах, разговаривают, смеются. Мы с Мишей робко подошли знакомиться. Стоим два таких уштыркадевятиклассника. Старший брат моего приятеля говорит: «Вот, пацаны тоже играют. Сыграйте, ребята». Мы взяли по гитаре и начали играть им, возлегающим на атласных подушках. Закончилось тем, что пригласили нас на завтрашний концерт. А как придешь? Билеты раскуплены месяц назад. Их гитарист говорит: вы подойдите заранее, и мы вас проведем.
Володя сразу позвонил однокласснице Анжеле, в которую был влюблен весь город, и предложил сходить на концерт.
– Стоим у заграждений, толпа ревет. Деревья усыпаны людьми, – вспоминает Владимир. – Подъезжает автобус с музыкантами. Толпа ахает, когда они выходят: крики, визг. Нас с Анжелой стали прижимать к бортам. И вдруг вижу: они мимо проходят. И со страхом понимаю, что мы им на фиг не нужны. Но тут гитарист, увидев меня, выглядывающего изза плеча сержанта милиции, останавливается и восклицает: «Володя, ты!» И стопкадр. Кругом стало тихо. Сержант робко подвинулся. Гитарист кричит: «Мухаммед, вот же он! А мы ему звоним…» Они мне звонят… Это сложно описать. Один раз пережить такое можно. Гитарист отодвигает сержанта, хватает меня за руку, я – Анжелу. Толпа как ахнет, она же меня знает как местного парня, который крутит хвосты местным собакам и коровам. И вдруг я, оказывается, не простой парень. И мы сидели весь концерт на сцене, а потом несколько месяцев я в городе ходил звездой.
В Тверь Владимир переехал в 1996 году. Многие тогда уезжали из бывших союзных…
– И каждый ломился, куда мог. Родители уехали в Германию (по родителям я немец), а я остался. Не захотелось за границу. Я там был, там все нормально. А хочется быть на нашей неспокойной земле… Вечерами работал, царапал песни. Мы играли с парнями на городских улицах.
На тверских улицах Владимир и познакомился с музыкантом Тиграном Туниевым (Тигром), который во многом повлиял на творчество Жукова.
А потом был первый альбом…
Владимир рассказывает, что никуда сам не рвался, ему было «по кайфу с парнями здесь джемовать». Но, пока Володя «джемовал» в Твери, в столице о нем неустанно «капал на мозги» продюсерам не нуждающийся в представлении Владимир Ишиев. Наконец, столичные сказали: привози ты этого парня, послушаем.
– Пришли в студию, там дым коромыслом, очень занятые люди когото кастингуют, когото пишут… Меня запустили в исполнительскую и дали три минуты. Три так три. Я зашел на три минуты, а завис на час, и тут же со мной подписали контракт.
Дебютная пластинка Владимира название получила экзотическое: «Падма ждо драп». Если коротко и для непросвещенных – это тибетская духовная практика очищения, и объяснение сему вполне прозаическое.
– У меня есть приятель, который долгое время жил на Тибете, – рассказывает Жуков. – Когда мне нужно было писать альбом, не хватало денег. И он продал свою машину и привез деньги. Что я мог для него сделать? Он попросил назвать альбом «Падма ждо драп», и я ничего не имел против.
Семь альбомных композиций писали едва ли не полгода. Тяжело шел поиск сессионных музыкантов. Искали в Москве, лучших в своем роде. Поэтому на обложке пластинки имена Игоря Кожина (не сына управляющего делами президента, а знаменитого гитариста), Александра Новоселова… И альбом получился отличным.
Владимир размышляет о музыкальных вкусах исполнителей и публики:
– Вообще, ощущение, что лагуна вычерпана, – говорит он. – Мало свежего. Это, наверное, примета времени. Все вторично, все идет под коммерческим прогоном. Там, где деньги – локомотив, там априори кастрированная субстанция. Там нет рождения, нет акта творения. Вместо огня – картинка в каморке папы Карло. Бизнес должен чутьчуть отставать. А у нас рубль диктует бессовестность. Возьмут с улицы Петю Лейкина с целлулоидным личиком, он напоет… И девчонки будут визжать от восторга. «Карамельки» выступают – полный зал. Не скажу, что мне не нравится. Это есть. Это данность. Лучше такие вещи принимать с любовью. Зачем эти злые стрелы? Кому от них прок?
Действительно, проку нет. Одни будут грызть карамельки, другие искать по блюзбарам сиплый баритон Жукова. И споет Володя про свою грустьтоску, и бесхитростную историю расскажет про то, как жена его, ни на кого не похожая, четыре дня назад влюбилась в прохожего, и он пришел и поменял ключи в прихожей.
– Я не могу писать стихи, я пишу песни, – признается Жуков. – В песне немножко иначе. А стихи… Скажи мне написать четверостишие, я две недели буду писать и не напишу.
Но в блюзе могут не работать законы поэзии. В нем главное – настроение. А оно всегда должно быть как минимум задумчивое и легкое. Чтобы жить было проще, чтобы жизнь как блюз… Как эти слова, сказанные приятелем Жукова, которые он процитировал, точно спел:
– В дверь постучи, тебе не откроют, вновь постучи, тебе не ответят. Выломай двери, и ты увидишь, что вход свободный, и дом свободный, и в дом этот можно войти без труда. Вот так вот и в жизни, и в любви, но… не всегда…
И улыбнулся.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ