«Признаюсь чистосердечно: я люблю писать. Для меня в самом действе писания, свободного изложения событий, мечтаний, размышлений, даже в той неизбежной муке, с которой сопряжен этот труд, заключена неизъяснимая радость.
Как не порадоваться: буковки ложатся семейно, становятся словами, которые по смысловому родству объединяются в связное повествование, при этом обретают новые свойства именно потому, что написаны. Неосязаемые, невесомые мысли твои находят вдруг материальное воплощение: их можно созерцать, их можно даже потрогать – это подобно чуду. Это и есть чудо само по себе!»
Вот такими искренними, непритворно-восторженными строками начинается новая книга замечательного русского прозаика, ныне живущего в городе Конаково Тверской области, Юрия Красавина «К великому морю. Повесть о писательском пути» (Тверь: Научная книга, 2010. – 448 с.). Их – убежден – можно поставить эпиграфом ко всему его большому и самобытному творчеству. Перу Юрия Красавина принадлежит множество романов, повестей, рассказов, стихотворений. Из членов Тверской писательской организации только он один публиковался в течение многих лет практически во всех «толстых» литературных журналах. Талант Красавина признали «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Москва», «Октябрь», «Нева», «Звезда», «Волга», «Север», «Дон», «Роман-газета», «Неман», «Всемирная литература», «Сельская молодежь», «Подъем». А книги его выходили в крупных, именитых издательствах, среди которых «Современник», «Советский писатель», «Московский рабочий», «Молодая гвардия».
Если учесть, что каждый художник слова уникален, то и его писательский опыт также сугубо индивидуален, неповторим и потому интересен многим: и тем, кто пишет, и тем, кто читает.
Книга Юрия Красавина каждой страницей своей убеждает: истинный источник творчества – собственная жизнь писателя. Нужен лишь дар открытия в ней тех начал и событий, которые имеют высокую духовную и эстетическую ценность, способны всерьез затронуть читательские сердца. И если уж выпадет встретиться на житейских перекрестках с людьми, обладающими колоритными, выпуклыми характерами (от мягкого до огневого), то вовсе не грех, но прямая обязанность писателя задуматься над вопросом: «А вот в какой сюжет их завязать?»
Кому-то это писательское кредо Красавина покажется довольно спорным. Однако если хорошо подумать, то вряд ли возможно отрицать: не только бытовые, но и запутанные философские проблемы современности, а равно события далекой истории и прогнозы на будущее мы постигаем, осознаем и осмысляем прежде всего через призму собственных взглядов на мир и место человека в нем, благодаря, в первую очередь, багажу знаний, накопленных за время нашего пребывания на Земле, вобравших в себя увиденное и прожитое. Станет ли собственная жизнь основой, вдохновением и красотой писательского труда – то зависит от каждого лично.
Пишет Красавин раздольно, органично, легко, но не легковесно. Пластичная легкость слога проистекает из откровенной влюбленности писателя в Бытие и Слово, которое у него всегда насыщено смыслом, емко и эмоционально. В содержании и сюжетах его книг нет той нарочитой вынужденности, когда стремишься что-то сказать, а усилия сделать это индивидуально-мастерски тщетны. Стилевой строй прозы Красавина питается мощью классических традиций, тяготеет к простоте, прозрачности и одновременно к образной живописности, сочности, полноте выражения лирических откровений. Поэтому столь поэтичны уже первые главы его книги, где он рассказывает о семейных корнях, тверских крестьянских дедах-прадедах. Вспоминая их, писатель подчеркивает не просто трудолюбие русского человека, а его талант трудиться. «Мне хочется верить, – говорит он, – что в природе, на молекулярном да на кристаллическом уровне – в воде, в камне, в растениях – запечатлевается во всех подробностях жизнь каждого из нас. И телесное, и духовное человека растворяется в ближней, окружающей его природной среде и продолжает бытование свое – в том суть бессмертия». В этом его философия бытия, краеугольный камень которой – ответственность за то, что мы делаем, что оставим после себя в подлунном мире. Истина, не тускнеющая с веками…
В композиционном отношении книга «К великому морю» разделена на два взаимопроникающих потока: рассказ о жизни и рассказ о творчестве. Эпизоды и события жизненной биографии Красавина – ужасы фашистской оккупации, учеба в школе, техникуме и Литературном институте, встречи с Николаем Рубцовым, работа монтажником в Сибири и журналистом в Тверской и Новгородской областях, наконец, призвание и дело всей жизни – написание книг, изложенные в мемуарно-документальной и нескучной манере, следом словно «просвечиваются» отрывками из его повестей и романов (иногда весьма большими). Таким образом, перед читателем сразу открывается и реальность, и ее художественное воплощение. Честно говоря, не знаю, можно ли придумать более действенный и наглядный способ, чтобы вручить своему благодарному собеседнику «ключи тайн» к постижению процесса «строительства» литературного произведения из многих «кирпичиков» – идеи, завязки, психологизма, изображения поступков, речи героев, авторских отступлений, а точнее, к преображению действительности средствами художественной образности. Писатель безраздельно верит в могущество слова и обусловленность предназначения человека его фамилией:
«Но ни с какой иной [фамилией] не сравнима та, которую я ношу и которая досталась мне от отца! Ведь она с благородным смыслом, говорящая: помимо корневого слова красивый, в ней легко угадывается ее древний славянский корень – имя женщины, праматери моей! <…> Могущество слова загадочно, таинственно и непостижимо. Но это именно могущество! То же и с нашими именами – имя в немалой степени определяет и характер человека, и его внешность, и его судьбу, то есть меру богатства или нищеты, славы или бесславья». Творческая судьба самого Юрия Красавина подтверждает это, но ведь стал классиком русской поэзии ХХ века и наш земляк с антипоэтической фамилией Тряпкин…
Красавин щедро одаривает толковыми советами начинающих писателей. Я даже рискну на основе содержания книги сформулировать его творческий кодекс. Итак, настоящему художнику слова, кроме желания писать, необходимо:
о высоком «говорить простыми словами»;
поддерживать духовную и материальную связь с русской почвой, чтобы услышать и выплеснуть на бумагу «чистые языковые мелодии»;
упорство в достижении цели (важно не только хорошо написать стихи или прозу, но и дойти до широких читательских слоев, штурмуя бастионы журнальных редакций и издательств);
верить в собственные силы;
постоянное (но не начетническое) обогащение лексикона;
воображение (захватывают страницы о том, что было бы, если бы Пушкин женился на Екатерине Ушаковой и стал калязинским помещиком);
неустанное самообразование, книги, музеи и театр вместо пустых развлечений;
поощрять здоровый дух соперничества в раскопках исключительно своих, единственных тем и сюжетов;
понимание неотделимости практики личного каждодневного бытия от истории страны;
безостановочное творческое движение, неустанный поиск новых способов художественного истолкования жизненного материала.
И тогда даже давным-давно знакомое до последней, казалось бы, подробности, многажды изображенное другими, будет воплощено так, как еще никому не удавалось. В этом отношении очень интересна глава «Триумф», повествующая о том, как третьекурсник Калязинского машиностроительного техникума Юрий Красавин послал на конкурс в районную газету свой рассказ. А затем подробно, ярко, с разбросом эмоций и с привлечением произведений русской классики показан процесс его рождения.
Две мысли писателя хотелось бы отметить особо. Первая: «Благополучие не поучительно…» Этот, по его словам, «ненужный хлам» не даст ни взлетов, ни падений, а лишь обовьет праздным суесловием и незнанием происходящего вокруг, ибо «нас умудряют только страдания». И вторая, животрепещущая для нынешней тверской литературной среды и адресованная графоманам: «Зачем напрасно обнадеживать человека! Это немилосердно».
Советы и рассуждения мастера – не назидательные тыканья носом в стол, не расписанные «от» и «до» менторские рекомендации; все они озвучиваются как будто между прочим, в виде авторских раздумий, ремарок, непринужденных доверительных обращений и к читателю, и к самому себе; или в виде вопросов, иногда не предполагающих однозначных ответов.
Юрий Красавин нередко ироничен; не исключено, что кто-то спутает его умение посмотреть на себя с такой стороны с самолюбованием. Так, впервые придя вместе с братом в школу, он удивил учительницу своими познаниями «в литературе и грамоте», позже заметив: «Чему тут было удивляться: будущий писатель перед нею!» А после успешного творческого дебюта в «районке» рассказом «Мама», испытывая непередаваемый душевный восторг, он же прибыл на собрание литературной группы «с небольшим опозданием, как и полагается знаменитости».
Многие суждения писателя остры и полемичны; не со всеми из них можно согласиться. В частности, он, на мой взгляд, излишне категорично высказывается о редакторах, которым свойственна профессиональная болезнь – «мания править», и «она, по-видимому, неизлечима». Истина здесь, конечно, есть, но непрофессиональные действия отдельных редакторов (правка ради правки, внесение в авторский текст заведомой ерунды и т.п.) не отрицают насущную необходимость и очевидную целесообразность их существования. Я сам не раз принимал участие в подготовке к печати произведений литературной молодежи и встречал в них такие стилистические нелепости, такие фактические ошибки, что пропусти их без устранения или исправления – потом насмешек от критиков (да и читателей) не оберешься.
В новой книге Юрий Красавин развернул поучительное (в хорошем смысле) лиро-эпическое сказание о сотворении своей личности и собственного писательского мира, который аккумулировал и созидательно претворил его большой творческий и социальный опыт. В этом необходимость и ценность его «повести о писательском пути».
Но, как настоящий творец, Ю. Красавин не мыслит творческих остановок:
«Я еще не достиг намеченной цели, хотя временами мне кажется, что очень близок к этому. Нет, не достиг. Но это наполняет меня отнюдь не отчаянием от сознания недостижимого, а воодушевлением, потому что, покинув людей мелкого понимания, я продолжаю свой путь… к великому морю».
Как знать, в чем счастье: в достижении идеальной цели – великого моря – или само движение к ней?
Александр БОЙНИКОВ