Синоптики обещали сильный снегопад, пургу, ураганный ветер… Стоял тихий, ясный, в меру морозный декабрьский солнечный денек. Переделкино. Дача Евгения Евтушенко.
Мы с фотокором и водителем ждем хозяина, который вотвот должен вернуться с прогулки. «Евгений Александрович собачек выгуливает», – сообщила любезная «дачеправительница» Нина Ивановна.
Когда в конце улочки появился Евгений Евтушенко с двумя своими «собачками», мы, не сговариваясь, двинулись к редакционной «Волге». Подальше от греха, вернее, от Гектора – огромной кавказской овчарки. Впрочем, наши опасения были напрасными. Собаки почти не обратили на нас внимания, поскольку целиком отдавали его хозяину, который только вчера прилетел из Оклахомы.
Я почемуто вспомнил (и машинально произнес) строки из давнего стихотворения Евтушенко: «Лишь не понять щенку – мохнатому уродцу: чего ты так мудришь, чего я так мудрю…».
– Это не о Гекторе, – грустно сказал Евгений Александрович, – увы, собачий век недолог. Люди живут дольше…
Он сделал паузу, затем помальчишески азартно, с хитринкой в голосе добавил:
– А если постараться, стихи могут прожить и дольше нашего!
***
Эта встреча с поэтом состоялась накануне его очередного приезда в Тверь, где он потом выступил с огромным успехом в ТЮЗе. Но для меня она была одной из многих, поскольку с Евгением Александровичем мы знакомы уже около сорока лет, не раз встречались и, случалось, подолгу беседовали. Естественно, было бы кощунственным не фиксировать какието мысли и воспоминания незаурядного собеседника на бумаге. На сей раз поделюсь с читателями записями из наших разговоров, касающихся, пусть косвенно, ретроспективно, происходящих ныне событий на Украине.
Теплое молоко доверия
Евгений Александрович не раз повторял, что у него «никогда не было генеральских амбиций». И не только по отношению к литературе, но и к политике. Однако побывать во власти Евтушенко всетаки довелось. Произошло это в драматический, переломный для судьбы нашего государства момент. Знаменитая строка «Поэт в России больше, чем поэт…» как нельзя кстати пришлась самому ее автору.
Время требовало сиюминутных конкретных действий от всех членов общества, включая писателей, которым была предоставлена квота в горбачевский парламент. Демократия тогда переживала свой романтический период, и стать депутатом мог действительно «народный избранник» – без мощной финансовой поддержки и пиаровской раскрутки. Впрочем, кандидатлитератор Евтушенко, выдвинутый профсоюзом угольщиков Московской области, все же испытал на себе щенячьи укусы нарождавшихся предвыборных баталий.
На его встречах с избирателями вставали какието люди, зачитывали по бумажкам «компромат» на поэта. Евгений Александрович припомнил в этой связи милиционера, который всерьез уверял собравшихся, что не может быть депутатом человек, припарковавший свою машину перед клубом, где проходила встреча, в неположенном месте. Как бы то ни было, фамилия Евтушенко так и не попала в бюллетени для голосования от Союза писателей СССР. Он был девятнадцатым в списке из сорока кандидатов, а прошли первые десять.
Однако одного лишь упоминания об этом в прессе оказалось достаточно, чтобы сразу четыре города предложили назвать его своим представителем на Съезде народных депутатов СССР. Евгений Александрович выбрал Харьков. Конечно же, не случайно.
Еще за годы до этого в центре Харькова, на площади Пушкина, состоялась импровизированная встреча Евтушенко с жителями города. Выступление, можно сказать, спонтанное, поскольку решение о нем было принято всего за сутки, и лишь несколько рукодельных афиш скупо сообщали о предстоящем событии. Тем не менее несколько тысяч человек собрались послушать любимого поэта, который, стоя на бочке изпод сельди, читал (без микрофона) стихи, до предела напрягая горло. Когда казалось, что голос вотвот сорвется, ему передали термос с теплым молоком, который спустила на веревке со второго этажа близстоящего дома какаято сердобольная хозяюшка. Евгений Александрович помнил это теплое молоко…
И вот теперь он снова был на той же площади Пушкина в Харькове. На сей раз его ждали: концертный настил, микрофоны с усилителями, рядом друзья, среди которых замечательный поэт Борис Чичибабин…
И вдруг к Евгению Александровичу подходит та самая женщина с термосом в руках: «Женечка, мы держали для вас это молоко теплым двадцать три года…».
За время работы в парламенте Евгений Евтушенко немало сделал для своих избирателей – харьковчан. Двенадцать невинных людей по его ходатайствам было оправдано и освобождено, в Дробецком Яру («харьковский» Бабий Яр) установили памятный знак жертвам фашизма… Много других конкретных адресных дел. При инициативном участии Евтушенко тогдашний парламент принял решение о прекращении войны в Афганистане, практически дезавуировал цензуру как политический институт, отменил пресловутые «выездные комиссии», о которых нынешняя молодежь, к счастью, даже представления не имеет.
И всетаки карьера политика никогда не прельщала поэта. По его признанию, три года депутатства оказались для него самыми неплодотворными в творческом смысле: «Я очень мало написал. А мое дело по жизни – это всетаки слово».
Виктор ЧУДИН