Рубрика: Культура

Ее стихи называют «мужскими», потому что они лишены кокетства и сентиментальности. В ее творчестве почти нет любовной лирики, но все оно пронизано любовью.

«Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои – наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он…» Читая эти строки А. Франса, я поймал себя на мысли, что я знаком с таким поэтом. Именно поэтом, ибо людей, рифмующих слова и слагающих строки, в Твери великое множество, а истинных поэтов, увы, я встречал единицы. Именно таким автором, чьи строки для меня – тот самый «смычок», способный заставить зазвучать «фибры существа», является Анна Кулакова, которая недавно отметила юбилей.

Ася Кулакова, именно так привыкли ее называть друзья и близкие, – коренная тверитянка. Бабушка, прошедшая обучение в церковно-приходской школе и знавшая множество стихов наизусть, приучила маленькую Асю к поэзии: читала ей Пушкина, Лермонтова, Кольцова. Внучка не просто обожала слушать это необыкновенное исполнение, а с удовольствием запоминала поэтические строки, чтобы потом, тайком от всех, рифмовать свои мысли и впечатления, подражая великим авторам. К этому детскому увлечению ни сама Аня, ни ее родители не относились серьезно.

Когда она была прилежной школьницей, ее любовь к поэзии не стала путеводителем в выборе профессии: Кулакова поступила на химический факультет Ленинградского университета, по окончании которого вернулась в Калинин и стала работать научным сотрудником знаменитого ВНИИСВа. Здесь она занимается экспериментальной научной деятельностью, проводит серьезные исследования по изучению молекулярных масс полимеров и… впервые публикует свои стихи на злобу дня под псевдонимом Анна Лохматова в местной стенгазете с почти химическим названием «Сфералит». Эти публикации не остались незамеченными. Друзья передали произведения Анны Михайловны на суд тверских знатоков поэзии: литературоведа, профессора ТвГУ Юрия Никишова и известного калининского поэта Александра Гевелинга. Александр Феодосьевич чрезвычайно благожелательно оценил подборку Кулаковой и пригласил ее заниматься в литературное объединение при Тверском отделении Союза писателей России.

В 1990 году стихи Анны Кулаковой публикует столичное издательство «Современник» в альманахе «Вечерний альбом», вместе со стихами Беллы Ахмадулиной, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой. В том же году столичное издательство «Московский рабочий» издает первую книгу стихов Кулаковой «Попытка», и автор становится членом Союза писателей. За вторую книгу стихов «Горожане» ей вручена литературная премия имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.

– Говоря о моих стихах, – рассказывает Анна Михайловна, – многие утверждают, что они очень «мужские». Сама я этого не чувствую и не понимаю. Я – женщина и пишу исключительно то, что сама чувствую и переживаю, что сама вижу и о чем сама хочу рассказать. Странно, но в моих стихах людям видится много мужского. Этот парадокс для меня до сих пор остается загадкой.

Анна Кулакова, в отличие от многих пишущих женщин, умеет изначально смотреть на мир в общем, как бы наблюдать сверху, поэтому мыслит и анализирует масштабно. При этом диапазон ее поэтического видения сначала кажется безграничным, огромным, бездонным, а уже потом проявляются неожиданно, будто впервые увиденные детали.

Судите сами:

О, в судорогах мир, хотеньем

полный,

Создать, хоть высказать,

ну хоть понять!

И вот содрал с пространства

тьмы печать

Меч молний.

Или:

Распахнут в Космос

 зимний небосвод.

Земли коснулась стужа

мирозданья.

И в черном зеве полночи

вот-вот

Блеснут клыки полярного

сиянья.

И вместе с тем:

Растительное воинство

из тени

в свет колышется,

И жук в полет готовится,

надкрыльями бренча,

И раскрывает бабочка мне

памятную книжицу,

Пристроившись на цыпочках

на синеве меча.

Сама Анна Михайловна сформулировала свой принцип в поэзии так: «Не ныть, не хвастаться, не врать!» Не в этом ли ее «мужской ум»? Именно женская поэзия зачастую глаголет о тяжелой женской доле, вызывая у читателя естественное желание пожалеть героиню; авторы частенько прибегают к кокетству и легкому хвастовству, что весьма понятно и обычно в реальной жизни. К тому же женщина лучше любого мужчины умеет подметить самые тонкие мелочи, разглядеть и витиевато описать поэтические бусинки и жемчужинки и только потом ими украсить общую картину. Кулакова же умеет увидеть в масштабном и безграничном (природа, мир, вселенная, космос) что-то маленькое, изящное и важное для полноты поэтической картины (луч, ягода, гриб, птица).

Сама Анна Михайловна к себе и своей поэзии относится весьма критично и строго. Собственные стихи она делит на несколько эшелонов, отмечая их по значимости. Главным в поэзии считает искренность. О роли поэзии Кулакова пишет так:

Поэзия, мой бог, мое дитя!

Ты хлеб не дашь голодным,

жизнь – убитым.

Но мир спаси, рыдая и шутя,

От сытости убийц,

от злобы сытых.

Сегодня Анна Кулакова из-за неважного здоровья редко выходит из дома, много читает, увлеченно изучает безграничные лабиринты Интернета и… почти не пишет стихов…

– Я перестала писать стихи, – грустно говорит Анна Михайловна. – Открылось столько ужасных фактов из истории моей страны, разрушилось столько идеалов, что мои стихи показались мне абсолютно ненужными. Боюсь, что, давая оценку настоящим и прошлым событиям, окажусь неправой, и мне потом будет стыдно. А еще – я больше не хожу в лес, как раньше. Во-первых, мне это физически стало трудно, во-вторых, появились проблемы с транспортом, в-третьих, леса безбожно вырубаются. Вырубили мой любимый Голенихинский лес, где я с каждым муравейником была лично знакома. А ведь большинство моих лучших стихов я сложила именно там. Ницше как-то написал, что форма религиозности сильного человека – чувство благодарности. Я атеистка, но именно в лесу испытывала это чувство. И мне казалось, что каждое дерево, куст, травинка видят меня и любят. А я в ответ их тоже любила. Необыкновенные ощущения. Именно благодаря им рождаются хорошие стихи…

Максим Страхов,

член Российского Союза профессиональных литераторов

В Осташковском районе на Селигере прошел межрегиональный молодежный фестиваль авторской песни имени Юрия Визбора «Распахнутые ветра».

 

Идейный вдохновитель и участник фестиваля с самого его зарождения – Нина Тихонова-Визбор – вдова Юрия Визбора. «Распахнутые ветра» – это творческая летняя школа в условиях палаточного лагеря. В фестивале участвовали около 500 представителей клубов самодеятельной песни, индивидуальных авторов и исполнителей авторской песни в возрасте от 10 до 35 лет и старше. Творческие мастерские фестиваля – «Авторская песня», «Композиторская», «Актерское мастерство», «Режиссура песни» и другие. «Распахнутые ветра» посетили 65 коллективов из Москвы и Санкт-Петербурга, Тверской и Ивановской, Новгородской и Смоленской, Брянской и Вологодской областей, других регионов России и зарубежных стран. В рамках фестиваля состоялись встречи с гостями, концерты членов жюри и творческих лабораторий, творческий марафон. Завершился фестиваль гала-концертом победителей конкурса и гостей фестиваля в осташковском Дворце культуры «Юбилейный».

Владимир ЛЕНСКИЙ

В этом уникальном частном музее работают первые советские телевизоры, а на огороде стоят доты времен Второй мировой войны

Деревня Большая Волга стоит на реке Волге. Но Волга здесь, в Селижаровском районе, совсем не большая. Это речка шириной метров в тридцать, текущая в каменистом глубоком ложе. Трудно представить, что именно она – сток огромных Верхневолжских озер, а выше деревни, совсем рядом, первая плотина на Волге: Бейшлот. Здесь близость озерного края уже не чувствуется. Селижарово в четырех километрах, но это опять-таки совершенно незаметно, потому что прямой дороги для машин нет, а окольная – вдвое длиннее и тоже неважного качества. Дорога идет по лесу, заворачивает у внушительного бетонного дота, прекрасно сохранившегося, но теперь совсем мирного и заросшего черничником и низким сосновым подлеском. Еще немного – и пересечён оплывший и незаметный здесь «окоп», противотанковый ров 1941 года. И вот деревня.

Деревня совершенно дачная, хотя многие дачники живут здесь постоянно. Место очень тихое и доброе. Особенно симпатично, что никто не строит себе огромных хором: слава Богу, люди здесь понимают, что есть красота более достойная сбережения, чем кичливая современная роскошь собственной кухни или спальни.

Москвич Виктор Владимирович Петрикеев (на снимке) создал здесь музей, как он сам называет, «сельского быта». Он переселился сюда несколько лет назад на постоянное жительство, а впервые попал в Селижаровский район много лет назад, приехав в гости к приятелю. Теперь завел хозяйство, коз и пасеку, супруга устроилась работать врачом в Селижаровскую ЦРБ, где ее приняли с распростертыми объятиями.

Сам Петрикеев выстроил несколько небольших домиков для гостей и родственников, которых много приезжает к нему летом, а здание бывшего клуба, списанное и снятое с баланса района, переоборудовал под музей. Музей существует фактически три года, но здесь есть что посмотреть.

Главная «фишка» собранных экспонатов – их пригодность к работе и функциональность. Создатель музея – кандидат технических наук, доцент одного из московских вузов. Собранные им по домам жителей экспонаты – произведения недавнего, но уже подзабытого прошлого. В шутку ему говорят: когда кризис совсем прижмет, вода, газ, электричество кончится, мы все к тебе придем.

Шутка шуткой, а Селижаровский район до 1968 года не знал электричества, зато знал и немецкую оккупацию в 1941 году, и прифронтовое положение в 1942–1943 годах. Обе воюющие стороны принесли такое количество техники и просто военного железа, какового в этих краях отродясь не видывали. Местные жители активно пользовались всем этим техническим прогрессом, так внезапно на них свалившимся.

Больших боев в 1941–1942 годах вокруг деревни не случилось. Поэтому осталось и население, и даже кое-какие довоенные дома. В 1942 году началось строительство масштабных советских укреплений, на которые было согнано много народу. Тогда и появились бетонные доты, стоящие по всей Волге, памятник решимости нашей армии устоять, если бы немцы вздумали повторить поход на Москву. К счастью, немцы на Москву больше не пошли.

В 2008 году Виктор Петрикеев откопал на своем огороде прекрасно сохранившийся бетонный пулеметный дот с подлинной надписью: «Т 19.5.42 А73». Дот стал самым крупным экспонатом музея, на него были установлены мемориальные доски с именами жителей деревни, которые погибли на фронте (41 человек), и тех, кто вернулся (всего 18).

– Я лично считаю, что это правильно: увековечить и имена тех, кто вернулся с войны. Их ведь обычно забывают, а здесь вот они не забыты, – говорит хозяин музея.

На доте стоит муляж 82-мм миномета, впрочем, это сделано больше для ребят, которым музей очень нравится; подлинная от миномета только плита.
Зато в музее много подлинных военных мелочей, оставшихся в изобилии на чердаках и в домах крестьян. Многие из них необыкновенно интересны: немецкие и наши снарядные корзины, ранцы и сундучки, ложки, гильзы, каски – все шло в хозяйство в послевоенное нищее время. Вот русские котелки, есть с надписями. Одна особенно трогательна: ловко нацарапанная на котелке свинья с воткнутой в нее вилкой и надписью: «Приятного Опитита». В обороне без боев было время и на такое творчество. Если память о войне когда-то    будет необходима в нашей стране, то реально воскресить и наполнить содержанием ее можно будет только такими мелкими вещицами.

Но музей –  «сельского быта», а значит, переходим к быту. Далеко не все вещи из этой деревни, есть и московские, и покупные, но для эффекта подлинности они более чем уместны. Сельский быт в основном послевоенный (что справедливо для этой местности, где более ранние вещи почти утрачены), но он очень мало отличался от более раннего. Несколько радиоприемников (все работают и подлинные – из Селижаровского района). Или большой и нескладный КВН-49, один из первых советских телевизоров. Петрикеев включает его, раздается жужжание, забытое мною еще в раннем детстве, хотя у нас стояли тогда гораздо более поздние, но такие же удивительные приборы, которые «разогревались».

– Я уж не стану заливать воду в линзу, хотя можно, – замечает мастер. – Увидим и так.

Еще несколько минут, и на стареньком телевизоре почти без помех появляются изображение и звук. Какие-то посетители московского супермаркета, кажущиеся отсюда инопланетянами, оценивают «контрольную закупку». Представляю щенячий восторг ребятишек от подобных демонстраций, ибо даже у меня округлились глаза от такого чуда.

Хозяин явно радуется и продолжает «шоу». Он демонстрирует установленные на музее ручные сверлильные станки:

– Тоже, видите, электричество не требуется, а я выпросил из металлолома, отреставрировал – работают.

Работает у него почти все, а что не работает, до того просто руки пока не дошли.

В итоге хочется воскликнуть: сколько на свете чудесного за пределами нашего уже привыкшего потреблять дешевый ширпотреб мира! И сколько у нас талантливых людей!

Павел ИВАНОВ

В ближайшее время в издательстве «Тверская фабрика печати» выходит в свет новый альбом-путеводитель «Храмы Новоторжской земли». Автор и составитель текста – известный в Твери историк и журналист Павел Иванов. Дизайнерское решение альбома Владимира Казака. Идея же такого интересного издания и основная поддержка принадлежат жителю и патриоту Торжка Владимиру Полякову. Проведен не один десяток экспедиций по селам и деревням Торжокского района с обследованиями зданий храмов и часовен, а также тех населенных пунктов, где храмы полностью утрачены. В книгу включено почти 50 объектов.

Экспедиции проводились в течение всего 2009 года. Важно отметить, что в новое издание вошли данные о храмах только современного Торжокского района, храмы Торжка в издание не включены. Это сфера для отдельного исследования.

Параллельно с экспедиционной работой автором книги проводились архивные исследования. В книге множество интересных фактов, позволяющих представить себе жизнь новоторжской и старицкой деревни (современный Торжокский район включает в себя часть бывшего Старицкого уезда) в XVI–XXI веках.

Альбом богато иллюстрирован и составлен так, чтобы каждый, кто неравнодушен к отечественной истории, нашел для себя в издании много полезного и увлекательного.

Александр ДЫЛЕВСКИЙ

Тридцать лет назад в поселке Эммаус распахнул свои двери мемориальный художественный дом-музей Владимира Александровича Серова – художника,чье имя неразрывно связано с таким направлением в художественном искусстве, как соцреализм.

Серов – художник исконно советский, его имя уже не оторвать от таких понятий, как «Лениниана» или «певец революции». Но в музее поселка Эммаус, где в 1910 году родился Серов, можно увидеть совсем другого художника.

Музей создавался в семидесятые, когда любое отступление от идеологических лекал не могло иметь места в принципе. Но музей получился по самой неприемлемой концепции (в нем был выставлен Серов – лирик, романтик, портретист) и продолжает работать.

Музей и его главный герой празднуют юбилей в один день, 21 июля, с разницей в семьдесят лет. Этим летом исполнилось 100 лет со дня рождения Серова, музею – тридцать. В то лето 1980 года тоже была жара, трасса Москва – Ленинград была перегружена из-за проходившей в Москве Олимпиады. Но музей открылся. Приехавшие на него посмотреть сослуживцы-блокадники Серова укоряли авторов экспозиции: «Поскупились, товарищи, на Лениниану».

К юбилею музей еще более оторвался от «шаблонного Серова», выставив перед зрителями уникальную экспозицию: «Детский альбом». В отдельном зале представлены листы из альбома, в котором художник карандашом рисовал свою дочь Марию в самые разные моменты ее жизни: от рождения до десяти лет. Те, кто был на открытии выставки, могли живо сравнивать маленькую Машу на рисунках и Марию Владимировну Серову, которая лично привезла этот альбом в музей.

Мария Владимировна для музея не гость – уже свой человек. Как признается, идея выставить детские рисунки возникла случайно, и за нее ухватились как за шанс показать именно другого Серова. Нигде и никогда в таком объеме альбом не экспонировался.

Впрочем, Серов – слишком сложная и противоречивая личность, чтобы говорить о «неофициальном» его творчестве. Это был художник, представлявший собой тот слой творческой интеллигенции, которая имела от власти все привилегии и платила ей той же монетой. О Серове многое могли бы сказать не только полотна (более ста работ), но и документы, хранящиеся в фондах Тверской областной картинной галереи. Но помещение Эммаусского музея вместить все это, увы, не может.

Несмотря на это, Серов все же предстает перед зрителем человеком не столько многогранным, сколько трагичным в своем идеологическом контексте. Мы видим прекрасные портреты «Девочка с книгой», «Портрет жены», мы видим Серова-лирика, видим его как любящего отца, и образ художника, казалось бы, уже неотделимый от созданного за долгие годы ассоциативного ряда, преображается перед нами. О таком Серове рассказывал приехавший на юбилей в Эммаус его племянник – Владимир Николаевич Серов, который говорил о художнике как о человеке с необыкновенно восприимчивым характером.

Столетний юбилей подбивает на высокий стиль, и неуместно было бы вспоминать, как, будучи президентом Академии художеств, Серов цензурировал и жестко критиковал художников-шестидесятников, приверженцев так называемого «сурового стиля», мастеров, чьи сюжеты выбивались из идеологической канвы, показывали обычного человека в его обыденном окружении.

Юбилей пришелся на время, когда основополагающее творчество Серова все больше упрекают за госзаказ, когда само понятие «соцреализм» получило негативный оттенок бездушности. Но как бы ни относиться к таким полотнам, как «Ходоки у Ленина» или «Зимний взят», они прочно вошли в иллюстративный ряд российской истории, прочно заняли место в своем – неповторимом – времени и объективно могут быть проанализированы только «оттуда». Сегодня же мы уже можем воспринимать Владимира Серова как необыкновенно одаренного, высокотехничного художника. Был и остается тот Серов, который вне политики, вне идеологии, вне шаблонов и рамок. Это Серов, как отмечают искусствоведы, который был художником в душе, а не в руках, и душа у него была светлая, человеческая…

Аркадий ЗОЛОТОВ

Фото автора

Предполагаю, что «неизвестные» можно было бы написать о памятниках большинства районов Тверской области. Но стоит выделить Лесной район среди многих, куда может поехать увлеченный путешественник, желающий увидеть русские красоты. Лесной район – маленький, достопримечательности его в основном не разбросаны далеко друг от друга. Двух дней может хватить, чтобы увидеть их все. Но для того, чтобы вполне оценить прелесть этой земли, такого небольшого срока, конечно, недостаточно.

Здесь замечательно красивая природа. Она напоминает Валдай, с его озерами и холмами, но, кроме того, здесь протекает достаточно полноводная и быстрая Молога. Выгодное отличие от многих соседних районов – поля в значительной части вспаханы и скошены. То есть для того, чтобы увидеть старинные памятники, вам не придется напрягать воображение и дожидаться, когда поляжет осенью трава и опадут листья.

Почему-то в массовых туристических путеводителях в числе памятников района числится только небольшой уголок Застижье – Алексейково, где располагается единственная в районе действующая церковь (открытая в начале 1990-х) и рядом на берегу озера находится могила лейтенанта Ильина, героя Чесменской битвы. Конечно, эти места стоят того, чтобы их увидеть. Вид на Застижское озеро от памятника Ильину очень хорош. Настоятельно рекомендую всем побывать по соседству с Застижьем на роднике у села Алексейково, куда от храма можно пройти красивой дорожкой вдоль песчаной гряды, называемой в шутку «Уральские горы». По ее гребню растут старые сосны: чудо, как хорошо! Дорога идет вдоль парка имения Лодыгиных, еще не совсем заросшего, с множеством деревьев вековой давности. Хотя, увы, с тех пор как не стало школы в начале 2000-х годов, парк перестали чистить и он быстро глохнет, а ураган 1997 года нанес старым деревьям большой ущерб. Зато остался под горой сильный кипучий родник, один из многих здесь, но самый знаменитый. Он ненамного слабее Оковецкого, здесь оборудована купель, в которой можно окунуться. За вкусной и целебной водой приезжают люди со всего района и с окрестностей.

Но есть на что посмотреть в Лесном районе и помимо Алексейкова. Вдоль Мологи раскинулись превосходные сосновые боры, тянущиеся вдоль и поперек на десятки километров. Миновав эти лесные массивы, кстати, по очень неплохим для сельских районов дорогам, можно попасть в Русское Пестово и в Борисовское. Оба села стоят на Мологе, здесь это раздольная и довольно глубокая река.

В Борисовском нельзя не посетить и не посмотреть удивительный мост через Мологу, он пешеходный и подвесной. Из виденных мною в области подобных мостов он если и не самый длинный, то самый красивый. Все видевшие его в один голос сравнивают его с мостом Золотые Ворота в Сан-Франциско. В селе стоит посмотреть изящную Казанскую церковь, реставрируемую силами местных дачников из Москвы. К сожалению, священника здесь нет, как и нигде в районе, кроме как в Алексейкове. Храм 1817 года относится к числу оригинальнейших построек в стиле подражаний Н.А. Львову (откуда только такие подражания в этой глухомани?). В селе много старинных деревянных домов с кружевными пропильными наличниками, старинная деревянная усадьба с сохранившимся парком и еще один превосходных пропорций каменный дом начала XX века, в котором раньше размещалось правление колхоза, а местные жители называют его «дом мельника». Несомненно, за ним скрывается полная загадок история.

Русское Пестово находится ниже Борисовского километрах в двадцати (но попасть на автотранспорте туда можно лишь из Лесного). На обрыве Мологи высокая деревянная церковь в честь преподобного Сергия Радонежского, постройки 1881 года. Церковь замечательна уцелевшей в интерьере живописью, нанесенной по штукатурке на дранке, но требующей немедленного реставрационного вмешательства. Год назад силами священника Виктора Попова были проведены некоторые консервационные работы, но они лишь приостановили разрушение этого очень редкого, чтобы не сказать уникального, памятника, для полной реставрации которого нужны большие средства. Нужно учесть, что это редкий еще не рухнувший ярусный деревянный храм в Тверской области и единственный – с целой деревянной колокольней.

Для ценителей деревянного зодчества по соседству с Русским Пестовом припасен еще один подарок. В селе Никольское на центральной площади относительно неплохо сохранился деревянный Спасский храм 1770 года с тремя рубленными в ряд деревянными алтарными полукружиями. Замечательно, что и этот храм не заброшен, изредка в нем проводятся богослужения. К сожалению, о реставрации речь пока не идет.

Самый старый памятник зодчества в районе находится в селе Михайловское. Белокаменная барочная Вознесенская церковь построена в 1749 году. И если белый камень на ее постройку еще можно было здесь найти в районе деревни Верхние Пороги на Мологе, то архитектурные формы церкви недвусмысленно указывают на Старицу как место, откуда пришли ее мастера. Но в самой Старице немного таких ранних памятников, а по сохранности церковь в Михайловском превосходит многие из них. Вознесенский храм, к сожалению, брошен и не изучен.

Ну а само Лесное? Несмотря на то, что нынешний поселок мало напоминает старое село Смердынь, для дотошных любителей старины дадим один ориентир. Если попросить разрешения у охраны районной пожарной части, вам могут показать уже заброшенный и опустевший гараж без крыши – все, что осталось от каменной Знаменской церкви 1835 года. Но даже в нынешнем виде эта руина впечатляет.

Таковы некоторые из памятников Лесного района, не вошедшие в путеводители, но заслуживающие внимания и сбережения. А может быть, именно вы откроете еще какие-то. И незачем ехать за открытиями в дальние страны. Тверская земля таит немало тайн и загадок.

Илья СЕРГЕЕВ