Лет двадцать назад окрестности Удомли были оценены фольклористами и этнографами по достоинству. Только тогда стало ясно, что забытые и «неперспективные» деревни по северным окраинам этого района – настоящий заповедник. Совершенно неожиданно в двадцати километрах от атомной станции и совершенно урбанизированного вокруг нее ландшафта можно оказаться будто в Древней Руси с домами на высоких подклетах и деревянными храмами и усадьбами. А в начале 1990-х здесь еще рассказывали сказки и пели песни древних новгородцев. С краеведами Денисом Ивлевым и Дмитрием Подушковым мы посетили один из центров этой «заповедной» местности – село Котлован.
…В кажущейся совершенно заброшенной полуразрушенной церкви не сразу и внимательный глаз заметит, что дверь – закрыта, а на окнах в одной половине – рамы целые. Столь горестное впечатление остается от привычного зрелища рухнувшего главного храма – оно подавляет остальное. Но в храме есть жизнь. Нашему гиду по этим местам Дмитрию Подушкову точно известно, что сторож и помощник настоятеля храма Сергей Кабажов – здесь, в церкви.
По условному стуку и не сразу дверь отворяется. Мы проходим в прохладное церковное помещение, пахнущее деревенскими запахами теплого старого дерева и ветхой льняной материи. Церковь вся увешана шитыми полотенцами – необыкновенно трогательно и уютно. Сергей, кажущийся немного неуверенным и застенчивым мужчина неопределенного возраста, после нескольких минут внимательного приглядывания к нам становится неожиданно разговорчивым. И тут…
– Ужо все старики ушоцци, – продолжает он, – которыи церкву соблюдали. А нам и никогда не сделать ее такой, как была при них.
Он замечает удивление и восторг по поводу его певучей, акающей и цокающей речи, и это ему явно льстит.
– А как они говорили, вы бы и не поняли половину слов их!
Но даже того, что есть, что сохранилось у него, вполне достаточно, чтобы оказаться в плену мягкой, но звучной речи. В нее все время как будто вплетаются «лишние» гласные, а немного погодя понимаешь: так и есть – гласные явно различаются по длине, сочно перекатываясь на языке Сергея, создавая непередаваемое чувство «древней» русской речи. Очень жаль, что такую диалектную речь, как музыку, нельзя передать письменно.
Сергей Кабажов – коренной котлованский («и дедушки наши все здесь лежат»). Как многие жители этой местности, он религиозен, но непривычной уже, «деревенской» религиозностью – с незнакомой городским верующим коренной связью со «своей», родной святыней.
– У нас церковь закрыта была, но до 1969 года была вся в целости. Вот как забирали батюшку, где он книгу оставил открытой, – не трогали. Где половик постелен – не трогали. Председатель говорил: «Из церкви брать грех». И не брали. А уж потом… много раз грабили нас, все иконы старинные унесли, принесенные. Ну, Бог дал… за то и воздастся им, а иконы все равно в церкви будут. Пусть и не в нашей. С нашей церковью не смей шутить, она святая. Она себя не даст в обиду.
В этот момент он кажется юродивым. Но после этого заявления, сделанного с полной серьезностью и даже с силой, он легко переходит на разговор о фольклоре («приезжали ко мне, приезжали»), а с того – на обстоятельства котлованского «соляного» бунта. Это незаметная и подзабытая трагедия 1919 года – для него «беда»: «Тогда беда такая у нас приключилась». Не выдававших крестьянам соль коммунаров в ярости закопали живыми. Что последовало дальше – понятно. Хотя расправа была жестокой, но не тотальной.
– И сказать – никогда богато не жили. Работали много, а тяжело жилось. Четыре коровы держали, а молока-то цельного и не пили. Мать говорит: бывало, дед попробует молоко – нет, уже не зимнее, шилом хлебать можно, ну-ка, бабка, разведи из самовара. И тут (после «соляного бунта». – П.И.) сначала всех арестовали, а потом отпускать начали.
Мы проходим в разоренную часть церкви, где обрывки уже безнадежно смытых икон свисают с так и не разломанного колхозом иконостаса, а над фресками открывается голубое горячее небо, и Сергей говорит с чувством:
– А нынче вот как время перешло…
У церкви в оградке памятник тем самым убиенным коммунарам. Он ухожен и по сей день прибирается. Какой-то неведомый глубинный компромисс между верой и советской властью просуществовал тут все годы, сохранив в округе переделанные под клубы, но в остальном тоже бережно сохраненные две роскошные деревянные церкви XVIII века и деревянную усадьбу Зворыкиных в самом селе. К помещику относились в целом хорошо, но понятно, что после революции он не задержался надолго. В усадьбе разместилась больница. Теперь главный дом усадьбы брошен. Дмитрий Подушков подал объявление с надеждой найти на нее хотя бы какого покупателя, чтобы здание не пропало, но надежды все меньше.
Во флигелях этой усадьбы есть жизнь. В одном из них – магазин, в другом – библиотека. Библиотека хорошая, для сельских библиотек – прекрасная. Рядом с ее зданием – роскошная старая липа. Вокруг усадьбы таких несколько, но эта – настоящий великан и старожил села. Вероятно, она даже старше, чем сама усадьба, хотя и ей не менее ста пятидесяти лет.
Ольга Васильевна Орлова – библиотекарь. Благодаря ей здесь тоже сохраняется историческая память, хотя речь Ольги Васильевны – значительно более «правильная» и городская. Библиотека могла бы носить имя замечательного учителя и уроженца этих мест – Николая Сергеевича Кокорина (1923–2004). Собранный им очень большой краеведческий материал достоин издания и изучения.
В селе целых два небольших музея – точнее, настоящий музей один, при школе, созданный еще Кокориным. Мы тоже побывали в нем, но, поскольку школа, занимающая старинное деревянное здание постройки 1930-х годов, в летнее время не работает, осмотр музея получился довольно беглым. Зато есть краеведческий музей в библиотеке, с любовью собранный Ольгой Васильевной.
– Я по своей инициативе собирала эти вещи, – рассказывает она. – Что-то люди приносили, что-то сама собирала. В наших деревнях многое можно было собрать по чердакам, особенно раньше. Ребятам нравится. Вот буквально перед вашим приходом убежали, а то первым делом придут в библиотеку – и сюда, в краеведческий уголок.
Большой портрет Николая Кокорина занимает всю стену, и видно, что этого человека здесь помнят, по мере сил стараются продолжать его дело.
– Я у него училась, а теперь провожу день его памяти. Вот таким образом, – Ольга Васильевна достает небольшую настольную свечу и зажигает ее перед портретом, – мы отмечаем память об этом замечательном человеке. Со школьниками я провожу уроки, краеведческие экскурсии – как Николай Сергеевич. Он был настоящим учителем, проработал более пятидесяти лет. Вы в школе видели, наверное, с какой любовью он берег память об учениках, делал стенды, посвященные их успехам и достижениям. И ученики его всегда любили.
…В Котловане теперь главная беда – малолюдье. Школа, которая остается здесь, удерживает главный костяк местной интеллигенции. Не стань ее – и все пропадет. Сейчас здесь около тридцати учащихся. Есть детский садик. Вокруг большая территория, сад, огород. Большое красивое село на берегах глубокого чистого озера и быстрой реки. Неужели запустеет?
Как время перешло… и на старое уже не вернется. А что там, впереди – сказать пока трудно.
Фото автора
Удомельский район
Добавить комментарий