Старицкие «отшельники»

Искать людей вдали от больших городов можно по двум причинам: чтобы увидеть тяжесть и беспросветность их жизни или наоборот: радость и гармонию существования. Пресытившись первым, мы едем, кажется, не так далеко, на край Старицкого района – место, где границами сходятся Торжокский, Кувшиновский, Ржевский и Селижаровский районы, чтобы увидеть людей, которым совсем непросто, но которые нам, горожанам, не завидуют, а порой и жалеют нас.

17 июля Евдокии Ильиничне Соловьевой исполнилось 85 лет. Мы приехали накануне дня рождения в ее деревню Лавы.

Это по праву ее деревня, так как, кроме тети Дуни, постоянных жителей здесь нет. Летом приезжают дачники, а зимой она здесь сама себе хозяйка.

Живет она прямо на обрывистом берегу Малой Коши, в маленьком, но уютном домике, срубленном сыном Николаем ей на 80­летие.

– Зимой, конечно, страшно, – говорит Антонина Николаевна Орлова, – ее «летняя» подруга­дачница. Но Евдокия Ильинична ничего не боится:

–       Каждый день приезжают дети. Коля вчера был, сегодня вот Надя приехала. Поэтому и не страшно. Я и стрелять умею. Из двустволки палю. Бывало, пугала бандитов, которые сюда наладились ходить. Как­то собаки залаяли, смотрю, идут ночью двое, я ружьишко взяла, патроны в кармане, зарядила, шмальнула в воздух, собаки по будкам, эти бегом. И все – тихо. Один раз рублю капусту осенью, едет трактор, я вышла на дорогу, спрашиваю: «Куда вы?». Парни едут на сокольницкую дорогу. Я им говорю: «В другую сторону вам надо». «А где нам проехать? Только давай говори скорей, нам в Нисконицах сказали, что здесь бабка стреляет». Я им говорю: «Не спешите, ей нету». «А где она?» – «Она в Орешки за хлебом пошла».

Тетя Дуня смеется от души, вспоминает Агафью Лыкову, таежную отшельницу, последнюю из знаменитого рода Лыковых, живущую в тайге и сейчас, как та сама на медведя ходит… Баба Дуня тоже отшельница в своем роде.

Сегодня ее опекают дети, которых она одна поднимала всю жизнь, за которых, по ее словам, никогда не было стыдно. Дочь Надежда летом приезжает к матери из Бабина на велосипеде, зимой идет на лыжах. К детям Надежда Ильинична не рвется, потому что из Лав никуда не хочет. «Убей – не поеду».

В Лавах (здесь говорят – «на Лавах») врач – редкий гость, ради одной бабы Дуни не поедет, но Надежда сама ей уколы делает –  болят у Евдокии Ильиничны ноги, жизнью истоптанные…

Родилась она в соседнем Беклове, в 1941 году пошла в пятый класс, в октябре в деревню пришли немцы. В Новый год фашисты кутили, а в Рождество их уже угнали наши войска.

Вот и пришлось Евдокии Ильиничне четырнадцатилетней девчонкой и окопы рыть под Мологином, и аэродром от снега чистить, и 30 километров на станцию Старица за зерном ходить пешком.

– Пуд несли взрослые женщины, а детям давали десять килограммов. А кто мы были? Девчонки. И несли на себе это зерно до дома, а на следующий день по новой… Я говорю своим: хоть посуду мыть учите детей, чтобы работали. А они кривятся: маленькие еще. А мы не были маленькими?

Они маленькими уже лес по Малой Коше сплавляли. Вот такое детство: есть, как говорится, что вспомнить.

– Надюшка, принеси­ка мне мою кофту.

Кофта позвякивает медалями, в их звоне 40 лет нескончаемого труда бабы Дуни. Внуки просят: «Бабушка, ну подари хоть одну», она строго в ответ: «Их не дарят, их зарабатывают». Правда, медали эти сегодня Евдокии Ильиничне никаких льгот не приносят. Внуков у нее шестеро и четверо правнуков.

От Лав в километре­двух стоит большое село Орешки – центральная усадьба, центр поселения. Здесь народу много, хотя работы, как и кругом, совсем нет. Женщины работают, где придется, мужики – больше в лесном хозяйстве. Это те, кто хочет работать и жить. Едем мимо, в Турково.

Турково встречает нас символическими резными воротами­богатырями и часовней. Посвящение часовни самое деревенское – в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая чаша». За часовней родник. Спрашиваем, как найти Кружкова Сан Саныча, уточняют: какого именно?

Кружковых здесь едва ли не полдеревни. Александр Александрович­ старший ушел в лес за ягодой, но нас встречает его сын Юрий. Его брат Александр в школе учит детей математике и физике.

Юрию 39 лет, у него уже три дочери: Даша, Женя и Полина. Юрий здесь родился, вырос и покидал деревню только в студенческие годы.

Юрий показывает на гнездо аистов.

– Несколько лет назад провалился аист в проржавевшую водонапорную башню. Спасали его деревней, а потом все вместе поставили  столб. Теперь аисты прилетают каждый год.

Благородные птицы на высоком столбе стрекочут и машут крыльями.

Кружковы славятся в округе своей «рукастостью». Впрочем, в деревне всегда кормят руки. Часовня –  работа Кружковых, как и вторая, в Рясне. Родители живут в своем доме, дети в своих, срубленных для себя своими руками.

Научили всему отец и сама жизнь. Не научила – заставила. Юрий после вуза работал главным инженером в колхозе. Был хоть и главным, но зарплату получал копеечную. Топор и ружье – это по сути вилка с ложкой для Юрия и его семьи. Он седьмой год работает охотоведом, и такой радостной улыбки от понимания, что работа  по душе, не часто встретишь.

– А чего плакаться­то? – говорит Юрий философски. – Ну, будем мы сейчас жаловаться на жизнь, но легче­то никому не станет. Жить здесь сложно, проблем хватает. Но я и городским не завидую, у них жизнь не легче. Бывает, выезжаю из своей глуши в город и сочувствую людям: теснота, духота. Там нет жизни в нашем понимании. Мне там скучно.

Чтобы жить в деревне, нужно работать каждый день. И не только для себя: срубили на мелководной речке Ворчале плотину, чтобы купаться можно было, обустроили свой родник. А плетеные берестяные башмаки Кружковых – это уже история известная. Сейчас плетут редко, вроде как интерес уменьшился, но технологию знают, расскажут, если появятся желающие.

– Это все отец, – говорит Юрий. – Он нам передал все, что мог, всему мы научились у него. Он такой человек, что очень любит жизнь, любит учиться. Я и ружье, и топор, и фотоаппарат у него взял. Он сегодня, бывает, ест левой рукой, потому что в правой уж сил не осталось. Они с матерью по 17 тонн сена косили…

Любуемся на трофеи Юрия, спрашиваем, почему медведя нет. Медведь – это мечта, а мечты сбываются не сразу.

 

Турковские богатыри провожают нас дружелюбным взглядом. В Бабине, где дочь Евдокии Ильиничны работает в магазине, а брат Юрия Кружкова в школе, стоит руина колокольни. Это все, что осталось от церкви, разметанной артиллерией в 1941 году. На местном кладбище можно заметить могилку с крестом, укутанным вышитыми полотенцами, к которой не зарастает тропа. Здесь лежит старец Андрей Тихонов, местный чудотворец, живший век назад в Беклове. За могилой ухаживают все, не сговариваясь. Как­то держится в округе тепло человеческое, и история наша незавидная совсем близко подходит к рубежу настоящего. Хоть и край здесь неблизкий, но нет торжества того духовного и материального запустения, которое так часто царит в центре. Поэтому, наверное, и не рвутся люди в город, не завидуют городской суете. У них тут всего – больше.

Александр ДЫЛЕВСКИЙ

Фото автора

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *