Первая декада марта пройдет под знаком юбилейных торжеств по случаю 70-летия освобождения в результате победоносных боев Красной Армии на Ржевско-Вяземском направлении от немецко-фашистских захватчиков городов Ржева и Белого, а также Нелидовского, Ржевского, Зубцовского Оленинского и Бельского районов.
Накануне столь знаменательного события к нам в редакцию пришел известный театральный режиссер и писатель Виктор Синицын и предложил небольшую рукопись из своего архива. «Это подлинные письма ветерана своему погибшему другу. Я их только слегка отредактировал и скомпоновал в маленькую повесть», – пояснил Виктор Алексеевич. Сегодня мы предлагаем читателям три письма-свидетельства ветерана Великой Отечественной войны, участника боев подо Ржевом Алексея Алексеевича Коробейкина.
Письмо первое
Здравствуй, Толик, корешок мой единственный!
С того памятного послевоенного дня, когда я вернулся с Победой домой и когда на третий день по прибытии отправился подо Ржев к тому камню, под которым ты, мой дорогой, принял смерть, много лет пролетело. Когда же ты не так давно явился мне во сне и попросил хоть коротко рассказать о себе, я долго-долго думал, как же это сделать? Я постоянно звал тебя прийти ко мне в сновидении и поделиться своими мыслями о том, каким образом ты представляешь себе наше общение? Ты снова пришел, спасибо тебе, и сказал, чтобы я тебе писал письма и клал их под тот «твой» камень. Выполняю твою просьбу, дорогой мой дружочек.
Когда меня спрашивают: «Алексей, где ты воевал?», я отвечаю: «Начинал со Ржева». «Не ври, что ты был там, во Ржеве. Кто там воевал, там и остался, в ржевской земле».
Что тут скажешь? Доля правды есть. Но не все мы полегли там, хотя и полили ржевскую землю юной кровью, окропили ее поля и перелески. Когда я вернулся с войны, седины своей не заметил (в 22 года-то). Пришел в свою деревню. Ох, Толик, драгоценный! Хоть не выходи на улицу, чтобы навестить матерей друзей, не вернувшихся с войны. Рев и плач, тревога и грусть. Раздавались голоса: «Почему ты пришел, а почему не привел моего Леню, Ваню, Васю? Где ты их оставил?». Что я мог им сказать? Пали героями на поле боя. Некоторым семьям и извещений о гибели сыновей и дочерей не было. Родители ждали их до последних дней жизни. Сердцам матерей не прикажешь: «Забыть! Замолчать!».
Письмо второе
Здравствуй, друг мой драгоценный, незабываемый Толик!
День Победы я встретил салютом из автомата в чехословацкой столице Праге. 9 мая 1945 года проклятая война с фашистами была победоносно закончена. Мы все диски исстреляли, празднуя Великую Победу. Коварный враг был разбит. Остались живы! Победители! Я еще не знал, что нас ожидает Дальний Восток – война с Японией. В честь победы над Японией мы опять исстреляли свои автоматные диски в сентябре 1945 года в Китае. И японцев одолели! Разве можно все это забыть? Столько перенесли, пережили! На тысячу жизней довелось испытать горя каждому из нас.
Пришел в 1946 году к родителям на станцию Старица. Вечером поезд привез из Ржева. Нашел дом, где родители жили. Вхожу в избу, в переднюю. Горит керосиновая лампа. Отец и мать ужинают. Поздоровался по-военному, да так и стою перед ними с ладонью у виска, оцепенев от радости, что вижу мать и отца. Отец и говорит: «Проходи, солдат, говори, что за новости от сыновей принес. Какую весточку передать хочешь?». На войне нас было пять братьев из шести. Родители с ложками в руках уставились на меня, а я молчу, ни слова не могу произнести оттого, что не узнают меня. Кое-как ком в горле отогнал и прохрипел отцу с матерью: «Мама, отец, что же вы меня не узнаете? Я сын ваш, Леша. Вернулся к вам!».
Тут они бросили ложки и с плачем, воплями бросились меня обнимать, целовать. Общие слезы наши – и радость, и боль! Я не писал домой, что еду с победой с Востока. За четыре года разлуки стал возмужалым, но хромым и неузнаваемым. Разве можно забыть и это?
Надо жить! Кругом недостаток и разруха. Трудное послевоенное время. Надо было косить, пахать, сеять, а я не мог. Даже твердо стоять на ногах не получалось.
Вызвал меня председатель сельсовета. Тоже фронтовик. Поговорили по душам, посекретничали. Попросил его: «Николай Иванович, что я инвалид, не говори сельчанам. Никому! Пожалуйста!» – «Договорились!». Он меня понял, спасибо! Выдал карточку на хлеб, и я ожил. Кое-как начал пробавляться, а тут опять беда. Распухла нога. День и ночь ноет, спать не дает. Открылась старая рана, гноится. Приходил иногда фельдшер из другой деревни. Помажет йодом и уйдет до следующего вызова. Наконец, слава Богу, вылез осколок. Стало много легче. Потом рана моя заросла. Обошлось все, слава тебе, Господи! Бегать – не бегаю, а все в строю.
Письмо третье
Незабвенный мой друг Толик!
Опишу тебе свою поездку во Ржев на 60-летие освобождения города от немецких захватчиков. Какая волнующая встреча ветеранов! Блеск орденов и медалей на груди и слезы в их глазах. И сам я плакал, Толик, вспоминая тебя, наших школьных товарищей, всех, всех, всех!
Я возложил венок однополчанам и одноклассникам с надписью на ленте от меня лично на братском захоронении во Ржеве 3 марта 2003 года. В музее города оставил фотографии нашей школы и учеников с перечислением фамилий учащихся, какие помнил, фотопортрет старшего брата своего, погибшего за село Погорелое Городище на подступах к Ржеву.
Посетил братское захоронение на окраине Ржева за кирпичным заводом, возложил цветы и низко поклонился светлой памяти боевых друзей. Ведь я ползал по этим местам, на реке Халинка был в первый раз ранен. Молча, глубоко переживая вновь те горестные мгновения, ожившие в памяти, я проехал на автобусе через железнодорожный переезд. Прошлое так явственно вставало передо мной, что какое-то время, мне казалось, что я слышал голоса воинов, автоматные очереди, взрывы.
Некоторые «историки» нас хотят унизить, задеть за живое наши души. Вы, дескать, там плакали подо Ржевом! Да, я заплакал. Сами слезы катились в 1942 году, когда пришли разведчики нашей части из занятого немцами Ржева и рассказали, что они видели в городе: в центре виселицы, повешенные патриоты – мужчины и женщины, молодежь и даже дети.
Да. Плакали. Слезы катились сами в 1946 году, когда я шел по разрушенному Ржеву, возвратившись домой из Китая. Что я увидел? Пустырь. Камень на камне. Людей не видно. Я стоял, плакал и читал лозунг: «Мы возродим тебя, родной Ржев!». Думал: «Как же возрождать, когда людей не видно? Когда это будет?»
И что же я увидел в день 60-летия освобождения Ржева от фашистов? Неописуемая, разлившаяся в раскинутых просторах территория города. Красота! Возродим родной Ржев! Вот такой наш русский народ! Герои!
В третий раз во Ржеве слезы невольно катились из моих глаз, когда я возлагал венок к братскому захоронению. Играл духовой оркестр, оркестровые марши несли мои ноги, но сам я был там, в 1942 году. И только залпы орудий вернули меня в действительность. Две женщины-ржевитянки помогли мне расправить ленту на венке. Они стали расспрашивать меня о том, кто я, откуда и по кому льются мои слезы. «Ветеран! – отвечаю. – Защитник города Ржева в Великую Отечественную войну!»
Остаюсь твой друг Алексей, Калининский район, село Медное
Добавить комментарий