Предваряя публикацию ее отрывков, хотелось бы сразу сказать: это не путеводитель. Это, скорее, размышления о той архитектурной и градостроительной идее, которая лежит в основе развития Твери и составляет то ценное, что в нашем городе привлекает истинных знатоков архитектуры и что, по идее, должно быть предметом гордости его жителей. Конечно, в этой связи неизбежно придется коснуться и некоторых тем и объектов, упоминаемых в путеводителях. Но самые «открыточные» объекты города мы целенаправленно будем опускать: о них и так говорится достаточно.
Genius loci
Мы часто забываем, что города, в которых мы живем и которые сильно изменяют свой облик даже на нашей короткой памяти, основаны не вчера. Даже не позавчера. Что значит наши пятьдесят-семьдесят лет по сравнению с почти тысячелетней историей большинства старых русских городов? А мы дерзновенно считаем, что можем менять в городах что хотим и как хотим. Как бы не так!
Любое место имеет память. Память бывает доброй и не очень, известной широкому кругу людей более или менее. Например, если где-то в течение веков было кладбище, очень трудно сразу и легко сделать там что-то иное. То есть сделать-то можно, но отношение к этому месту все равно будет как кладбищу и последствия (негативные) переделки будут подсознательно искаться, и будут отслеживаться случаи, которые можно записать на счет «проклятия» покойников. Это своеобразная инерция, имеющая очень четкие контуры, и если кто-то не верит в ее, так сказать, «объективность», то есть в наличие проклятия как неоспоримого факта, такого же неоспоримого, как следование грома после молнии, то не верить в инерцию как в факт социального бытия – глупо. В средневековой Твери было не менее ста мест, где хоронили, все эти места находятся на пятачке исторического города, и можно не сомневаться, что до конца XVIII века по отношению к ним действовала эта инерция памяти. Далее: регулярный город существует 250 лет. Но до него еще 400–450 лет существовал город с совсем другой планировкой, другими улицами и другим замыслом. Очевидно, дорегулярный средневековый город, несмотря на все усилия проектировщиков Екатерины II, оказывал влияние на застройку очень долго, поскольку жил в памяти простых жителей еще не менее полувека после его официального «закрытия» (а в кремле и того дольше). И когда инерция древней Твери, наконец, кажется, угасла, уже сама регулярная застройка стала давать свою инерцию при попытках что-то на новый лад изменить в советском городе XX века. А пример того, как, сломив в 1960–1970-х годах это молчаливое, но упорное сопротивление, техногенный и довольно-таки уродливый советский город определяет, несмотря на гибель СССР, моду и стиль города XXI века, мы наблюдаем сейчас.
Но под этими наслоениями современного, советского, регулярного городов неожиданно иногда просматривается город средневековый, часто времен великих князей. Поскольку полностью подавить инерцию всякий раз оказывается невозможно. Где-то, на каких-то позициях случаются компромиссы нового со старым, и эти компромиссы оказываются самыми прочным и переживают века. Эти компромиссы можно назвать внутренними законами города, они передаются из века в век, причудливо приспосабливаясь к новым условиям. Их совокупность можно (без всякой излишней мистики) назвать «гением» или «духом места».
Начинается земля…
«…как известно, от кремля». В советское время, когда историю империи было принято знать хотя бы в общих чертах, бытовало такое обвинение в адрес «тверских»: «Вы, ребята, существа второсортные уже потому, что кремля у вас в городе нету». Ибо кремль для советского человека был символом не просто священной власти, но и власти исторической. Если кремля (исторического замка) в городе не оставалось, то и город лишался своего рода сердцевины, приобретал рыхлость, аморфность, даже и трухлявость. Что с ним еще можно сделать? Да снести и выстроить заново.
Для тех немногочисленных тверских граждан, которые по сей день болеют сердцем из-за отсутствия сего исторического объекта, спешу сказать: всё не так плохо. Стен кремля у нас нет. Но кремль как часть исторического города состоял не только из стен. Он включал в себя административные здания, городской собор, жилые постройки гарнизона и другие необходимые сооружения. Главным же было осознание места кремля как отправной точки развития города. В этом последнем мы можем дать фору многим и многим русским городам.
Тверской кремль не сохранился именно потому, что он всегда был функционален. Его никогда не удавалось музеефицировать и тем заспиртовать, зареставрировать, превратить в объект внимания любителей старины (как это произошло в Великом Новгороде, Пскове, Рязани, Вологде и многих других городах). Для любителей русской архитектуры, к которым я отношу и себя, это факт прискорбный. В Тверском кремле за века было построено много такого, чему было бы очень неплохо сохраниться. Но мы имеем другое. Наш кремль существует как часть исторической структуры города.
Сохранились все древние выезды-въезды в Тверской кремль. У него было четверо ворот: Владимирские, Волжские, Тьмацкие и Благовещенские. Правда, ни одни из них не сохранились точно на историческом месте. Ближе всех располагались к месту современного выезда из кремля ворота Тьмацкие. Древняя проездная башня была несколько ближе к устью Тьмаки, чем нынешний створ Советской улицы. Благовещенские ворота располагались у окончания Соборного переулка (ул. Ивана Седых), под новым корпусом Тверской государственной медицинской академии, Волжские – в районе горсада, недалеко от Старого Волжского моста, Владимирские – практически напротив небольшого креста проекта Евгения Антонова, поставленного в горсаду в 1996 году в знак установки будущего памятника Михаилу Тверскому. (На нынешнем месте этот крест стоит с 2001 года.)
От кремля остался еще в городском саду теперь благоустроенный и симпатичный уголок – низинка за крестом в честь Михаила Тверского. Зимой там ставят горки для детей, а летом работает летнее кафе. Эта низинка – остаток кремлевского рва, выкопанного около 1315 года и затем неоднократно чинимого до XVIII века. Последующие усилия острожных колодников и гарнизона, а позже садовников и работников горзеленхоза все-таки не смогли стереть окончательно этот последний след кремлевских укреплений. Безобидный и никому не мешающий, бывший ров уже давно стал достопримечательностью.
Крепость в Твери прошла три этапа: собственно деревянный кремль (с XII до начала XVIII века), земляные бастионы (XVIII) и «срытие укреплений» (XIX), причем этот последний процесс продолжается медленно и незаметно и по сей день.
С XV века в крепости был уже постоянный стрелецкий гарнизон, по нашим меркам, не особенно многочисленный: с горожанами, которые в силу профессии могли управляться с оружием, на стены могли сбежаться при набате две-три сотни «воинских людей». Остальное в случае чего должны были дать дворяне и «дети боярские» из уезда, которых в лучшие времена можно было мобилизовать тысяч до десяти – но это при условии, что на мобилизацию будет время. Все вооруженные силы Великого княжества Тверского иностранцы оценивали примерно в 40 тысяч профессиональных военных (хотя, вероятно, цифра эта завышена). Для мирного времени гарнизона в сотню человек Твери было достаточно.
Дворы стрельцов сменяли в XVIII веке специальные здания для гарнизонных рот и батальонов, построенные за счет государства. По плану 1763 и 1767 годов они должны были охватить кольцом весь кремлевский периметр, став одновременно и оборонительными, и жилыми. Предполагалось разместить в Тверском кремле гарнизон аж в две с половиной тысячи человек. Эта мечта превратить центр Твери в подобие Петропавловской крепости в Петербурге будоражила умы Ивана Бецкого, Виллима Фермора, Якова Сиверса и других начальников, руководивших в XVIII веке постройкой Твери. Поэтому и на акварели Матвея Казакова 1766 года, и на гравюре Николая Саблина 1776 года набережные Волги и Тьмаки опоясывают длинные двухэтажные строения казарм, которые так никогда и не появились в натуре. На каждом новом плане их «кишка» все более сокращалась, и когда Штенгель выстроил, наконец, в 1780-х годах довольно короткое каменное здание в кремле на искомом месте, то въехала туда духовная семинария. К тому времени стало ясно, что кольцевая крепость-казарма в Твери никогда не понадобится.
Памятником военного использования тверского кремля служит стадион «Химик» – бывший военный плац. Хотя уже с лишком сто лет он не является плацем (на нем и до революции проводились первые спортивные соревнования), не будем забывать, что спорт в наши дни продолжает оставаться своеобразной сублимацией войны.
Присутствие в кремле военных ныне выражается еще в здании Дома офицеров Тверского гарнизона. Правда, назвать его Домом офицеров уже не совсем правильно (его передали в муниципальную собственность), но для горожан (да и в официальных бумагах) он продолжает числиться тем, чем и числился: офицерским клубом. Поскольку советское офицерство можно уверенно сопоставлять с дореволюционным дворянством, торжество «духа места» здесь полное. Это здание стоит на Советской улице на крепостном рву, засыпанном и тщательно заровненном еще в XIX веке.
«Петербургский» акцент Тверского кремля, который так настойчиво пытались заострить в XVIII веке, неожиданно нашел свое продолжение в веке XX. Заметное здание на стадионе «Химик», которое занимал и занимает крытый корт, построено в 1950-х годах с очевидной ориентацией на Биржу в Петербурге. Сходство усиливается тем, что находящийся на другом берегу Тьмаки обелиск Победы, хотя и не дотягивает по своим художественным достоинствам до Ростральной колонны стрелки Васильевского острова, но, несомненно, имеет с ней сходство.
Фото Юлии СМОРОДОВОЙ
Добавить комментарий