Картошка сорта «Манон Леско»

– Голубчик, взвесьте мне граммов семьсот чего­нибудь исторически­повествовательного, – обратился я к продавцу. – Да кость, кость вот эту уберите. Вы говорите, она сюжетно­мозговая? Ну хорошо, оставьте. А на десерт стихов нарубите. Нет, амфибрахий ваш с душком. Дайте ямб пополам с хореем.

«Наверное, автор этих строк упал за борт с босховского корабля дураков», – подумает читатель, ознакомившись с описанием моих странствий по столичному миру книготорговли. Нет, я с другого корабля – с корабля под названием «Жизнь». Жизнь, какой мы ее сделали. Или какими она сделала нас, с точностью до наоборот изменив наши представления о возможном и невозможном. Давайте же вместе поплаваем в ее соленых водах.

О чем это кричит впередсмотрящий? А о том, что на траверзе у нас остров книжных сокровищ под названием «Букинист». Пришвартуемся к его причалу. Вот здесь, слева от входа, выставлены на обозрение его главные ценности – книжные раритеты. Еще недавно, в прошлый мой приезд, были выставлены… Где же они? И что это за произведения сапожного искусства нагло и самодовольно заняли их место? Уж не ботфорты ли это первопечатника Иоганна Гуттенберга? Не сапоги ли первопечатника Иоанна Фёдорова? Не туфли ли мадам Жорж Санд? Может, работники «Букиниста» решили выставить на торги эти раритеты давнего обихода в дополнение к раритетам книжным – хоть и обувь, но какое­то отношение к товару, ими реализуемому, имеет: как­никак книгоделы и книгописцы ее носили. 

Нет, возлюбленные братья­книголюбы, не имеет, хотя продукт хороший – сделан в Италии, Бразилии, Китае, на Тайване и в других запредельных державах. Однако с книжкой никак не соотносится. Разве что с чековой. Или сберегательной.

Ладно, плывем дальше. Вот слева по борту магазин «Аврора». Бросим якорь у его гостеприимно раскрытых дверей. Как много здесь книг! И картин – вдохновенных творений местных Ван­Дейков и Ван­Эйков, Мане и Моне! А что это там, в конце зала? А это, пардон, все та же обувь, сработанная в Италии и так далее… И еще – корзины, совки и ведра из пластмассы. 

– Очень хорошо вы все предусмотрели, – льстиво говорю продавщице с глазами непроницаемыми, как у поп­модели. – Прочитал плохую книгу и тут же ее в мусорное ведро выбросил.

– Это не мусорное ведро, – глядя, подобно рентгенологу, сквозь меня, отвечает она. – Это канцтовар.

Дискуссию о том, является ли ведро канцелярским товаром, мы продолжаем в магазине с недвусмысленным, казалось бы, названием «Дом книги». Однако здесь не только можно приобрести нужную книгу, но и утолить жажду прохладительными напитками (жаль, что пока нет горячительных). А еще – обзавестись упоминавшимся уже ведром.

– Скажите, как называется этот предмет? – спрашиваю я у очаровательной работницы магазина с лицом и фигурой фотодивы, нежно лаская взглядом объект начавшегося в центре Москвы спора из области прикладной лингвистики.

– Ведро для мусора, – следует все разрешающий ответ.

– И много этих ведер вы уже продали?

Ах, кто тебя опишет, взгляд женщины, которая лгать не желает, но и правды неутешительной сказать не хочет? Мы не стали настаивать на ответе: нас ждал еще один книжный магазин, расположенный неподалеку. Здесь, кроме все тех же книг, корзин, ведер и напитков, нам предложили люстру. Увы, совсем не похожую на ту, под которой писал о досто­славных похождениях трех мушкетеров и примкнувшего к ним гасконца Дюма­отец.

Ветер по морю (условно­символическому) гуляет, наше судно подгоняет. 

Пушки с берега, палите, кораблю пристать велите. Пушки грозные молчат, команда переваривает слова продавщицы столичного книгомаркета, в котором можно купить пятитомную, пятиплафонную то есть, люстру:

– Чтобы выжить, будем торговать чем угодно. Хоть картошкой. 

И до того, признаться, слова ее в душу запали, что первый же мой марш­бросок за насущной картошкой был совершен (по возвращении в Тверь) как­то само собой не на рынок, а в ближайший книжный магазин. Однако авоську там заполнить не удалось, зато в душу так и хлынули – через край –  чувства гордости и любви к провинции, сохранившей нравственное целомудрие перед рынком­искусителем: ни картошки, ни обуви, ни мусорных ведер в местной книжной обители. Книги, одни только книги – и ничего, кроме книг!

– Безобразие! – этот возмущенный возглас пожилого посетителя грубо контрастировал с моим восторженно­умиленным состоянием. Подумалось грешным делом, что старичок – заезжий: из Питера или Москвы. Вот и зашел по столичной привычке в книжный магазин – кваску попить. Не тут­то было. Местный дед. Ветеран войны. Калинин от фашистов освобождал. Семьдесят лет тому назад. И пришел он сюда в надежде купить какую­нибудь книгу об этом памятном, как ему казалось, не только для него событии. А на стеллажах: «Фельдмаршалы Гитлера и их битвы», «Загадка Бормана», «Секретная миссия Рудольфа Гесса», «Охота на Гитлера», «Гудериан», «Два лица генерала Власова», энциклопедия «Символы Третьего рейха» и т. д., и т. п. Вот уж где помойное ведро пришлось бы кстати: было бы куда ветерану сплюнуть от досады. А так – только проглотил слюну, буркнул что­то себе под нос, да и ушел разобиженный на этот мир с его короткой памятью и малоубедительным в данном случае оправдательным кивком в сторону рынка.

Кого тут винить? Кто вообще виноват в том, что общество стремительно, как наверстывающий опоздание дизель, утрачивает уважение к тому созидательному, образовывающему и воспитывающему, что заключает в себе книга? Не стрелочник­продавец, конечно. И что будет с нашей культурой, если примеру книготорговцев последуют служители Евтерпы, Мельпомены и Терпсихоры?

Великоформатное фойе драмтеатра с успехом может быть использовано для оптовой и розничной торговли доской обрезной, трубами канализационными и прокатом листовой стали. В филармонии полезная для торговли площадь меньше. Там может быть выставлена гашеная и негашеная известь в бочках или сельдь атлантическая пряного посола. Еще скромнее помещение в ТЮЗе. Тут разве что корзинам и ведрам, прошу прощения, канцтоварам и найдется место. 

Вы что загрустили, мой уважаемый читатель? Вам страшно? Или смешно до слез? Позвольте предложить вам платок. Где он у меня, кстати? Наверное, в открытое море бриз или пассат унес. Или муссон. Ну ничего. В скором времени в книжный магазин пойду – новую партию носовых платков куплю. А заодно – ведро картошки. Сорта «Манон Леско» или «Мадам Бовари».