Доктор Саша

Святочный рассказ

Ребенок лет девяти плакал в голос. Он стоял по ту сторону забранной шероховатым рифленым стеклом двери в палате­боксе и просто надрывался от слез. Плакал он, похоже, долго, сначала молча, потом, забывшись, громко. Привыкшей к виду разных больных детей доктору Саше, то есть, конечно, здесь, в больнице, Александре Евгеньевне, детский крик никак не мог стать привычным. Хоть что тут делай! Плач ребенка, даже после того, как подрос свой, для нее включал какое­то внутреннее беспокойство, желание немедленно взять несчастное детское существо на руки и понянчить. Только чтобы он успокоился.

В конце концов, ничего нет удивительного, что молодой женщине (ей всего двадцать восемь, и она дежурный доктор в одной из тверских детских больниц) хотелось приласкать ребеночка. Муж работает, вечно занят какими­то своими интересами и начинает тревожно пожимать плечами при разговоре о втором ребенке. Может быть, она просто не знает твердо сама, хочет ли еще рожать? Ей эта мысль все чаще приходит в голову потому, что работа начинает не по­доброму «доставать» – а тут декрет, пусть и связанный с неизбежными (но ведь радостными же!) заботами. Опять же – материнский капитал и призрачная, но надежда, что они смогут съехать от мамы, ее трех кошек и кукол в платьицах с кружавчиками. От всего этого, что до боли знакомо с детства, знакомо, но… до каких же пор? И муж тоже хорош… Нет­нет, он молодец, и самый лучший, и все такое, но с деньгами у него не получается. Уже давно не говорит ему, но он, наверное, догадывается, что она зарабатывает сейчас в больнице больше него… Но почему опять в его фирме нет заказов под Новый год? Это плохо, она чувствует кожей, что плохо, так не было в прошлом году, и два года назад так не было. И опять он напился нехорошо неделю назад, пока она была на дежурстве…

Ну и вообще, должно же стоить нормальной зарплаты медицинское образование! Нельзя же женщине так работать! Нельзя не спать две­три ночи в неделю. Она, предположим, получила сейчас почти двадцать тысяч – но это благодаря тому, что удачно подошли праздники, Новый год, а через несколько дней будет Рождество. Рождество завотделением ей не отдала, хотя Саша была не прочь подежурить и в православный праздник. Но все праздничные дежурства были расхватаны за месяц – еще бы, двойная оплата. А чего дома сидеть! Ребенка сдали свекрови, муж отрывается после Нового года со школьными друзьями (опять ведь напьется, зараза!). Да и нет никакого праздничного настроения.

Больные дети, которые по­настоящему больные, не плачут – это Александра Евгеньевна усвоила давно, с первых дней своей работы. Орущие дети и матери с круглыми от ужаса глазами – это не их клиенты. Это – для «скорой». Ребенок орет, мамка орет, но первый – от страха, оттого, что ночь глубокая, а он не дома и неизвестно когда теперь там будет, а вторая – от страха, что орет ребенок. Чуть оглядятся в больнице, испугаются видавшей виды мебели и больничных запахов, ребеночку собьют температуру – сразу запросятся домой. И хотя наверняка придется ради них сделать кучу лишней работы, опять ходить после ночи с опухшими от бессонницы глазами, их, конечно же, отпустят…

Вот этот, который стоит весь в слезах и соплях и царапается как котенок в дверь больничного бокса – этот, несомненно, не болен. Она вспомнила, что, когда заступала на дежурство, заведующая сказала: «Приютский. На карантине. Ждем анализов и выписываем обратно в приют».

«Непохожий он на приютских, – голова у Александры Евгеньевны начала работать, объясняя ее первый неосознанный порыв прямо сразу броситься осматривать именно этого ребенка. – Те редко позволяют себе так заливаться слезами. А этот, похоже, из свежепоступивших. Еще домашний. Проверим…»

Ребенок уткнулся в подол медицинского халата и несколько минут рыдал по инерции. Наконец засопел, запыхтел, и Саша спросила:

– Всё, зайка? Ну что ты плачешь? Как тебя зовут?

– Сашка, Саша я… Аааа!!!

– Ну, Саша, ну, ну, что ты… Такой большой мальчик, разве можно мальчику плакать…

– Доктор, – мальчик поднял глаза и сказал гораздо более осмысленно, – а когда мои анализы придут?

– Скоро придут, через несколько дней…

– Аааа!!!

– Ну, ну, успокойся…

– А они могут раньше прийти? (Аааа!!!) Скажите честно, ведь могут? Ну, я же не болен ведь, я здоровый совсем, а лежу тут уже неделю один, Новый год пролежал (Аааа!!!), мне подарок дали, а мне нельзя шоколад (Аааа!!!). Ну когда меня выпишут?

– Сашенька, милый, – доктор Саша гладила пушистые детские волосы и понимала, что перешла грань, после которой оторваться от ребенка, чтобы идти смотреть других, будет очень сложно, но продолжала гладить, – вот увидишь, быстро всё придет, и тебя выпишут. Ты где живешь?

– В приюте. – Голос у Саши стал несколько отстраненный, словно он пытался вспомнить стишок на утреннике. – Недавно, с прошлого месяца, мама болеет, и мне придется там пока пожить. Но там неплохо, мальчики меня не обижают, у нас игры есть настольные… А завтра анализы не могут прийти?

– Нет, завтра не придут никак.

Тут Александра Евгеньевна сильно пожалела, что так сказала, потому что начавший уже успокаиваться Сашка снова зарыдал в голос. Когда приступ слез прошел, он повернулся к ней и выдавил:

– Но мне же служить!

На несколько мгновений Александра потеряла дар речи. Маленький человечек, находившийся на дне глубочайшего горя и одиночества, где­то, оказывается, кому­то служил. Как можно ласковей и с легкой иронией она спросила:

– И в каких же войсках?

– Не, не в войсках, в церкви. Служить на Рождество, я алтарник.

– И в каком же храме, зайка?

– В храме Воскресения Христова! – сказал Сашка с гордостью и назвал место (это оказался сельский приход). – На Рождество будет много народа, к нам даже из города приедут. А я помогаю в алтаре, выхожу со свечой, немножко мне даже батюшка разрешает читать, «Отче наш» на вечерне всегда читаю. Аааа!!!

– Ну, теперь­то о чем плачешь?

– Но меня не выпишут до Рождества!!! Аааа!!!

– Ладно, постой, попробуем что­нибудь сделать.

– А можно, меня Лида заберет?

– Подожди, дай подумать.

Доктор Саша начала лихорадочно перебирать в голове возможные варианты спасения. В нахождении явно здорового ребенка в больнице смысла, очевидно, никакого. И какой умник упек мальчика в больницу под Новый год? Тем более что анализы (это она уже выяснила из медицинской карты) сданы не все, просто никто не стал во­зиться с приютским ребенком – успеется, полежит, что ему сдеется. «Болеет мама» – как же! На Новый год­то… Знакомо до боли, чем эта мама болеет, так что ребенок в приюте…

– А кто такая Лида?

– Ну, это бабушкина сестра, она меня на выходные всегда забирает, мы вместе в церковь ходим.

– Телефон ее помнишь?

Телефон нашелся, городской. Но полным безумного отчаяния детским глазам отвечали только долгие гудки. Лиды не было дома.

– Ну давай через час позвоним!

Каждые пять минут Сашка интересовался, скоро ли «через час» закончится. Напряжение его наконец дошло до предела, и через пятьдесят пять минут доктор вновь набрала номер. Сашка аж побелел. Случилось чудо, Лида оказалась дома и ответила. «А что, его можно забрать?» – «Да, я думаю: поступит после конца каникул». – «Ничего не будет вам за это?» – «Не волнуйтесь, только из приюта бумагу принесите, что они не возражают». – «Ой, а я телефон их не знаю, а время почти шесть, как бы рабочий день не закончился». – «Погодите, я перезвоню».

Приютские дети в больницы попадают часто. Они шкодливы и независимы, отчего детские врачи испытывают к ним чувство жалости, но и держатся настороже. И, конечно, приходится постоянно поддерживать контакт с их воспитателями. Для Александры Евгеньевны не составило большого труда найти нужные телефоны. А дальше начались маленькие чудеса. Директор приюта, несмотря на позднее и праздничное время, оказалась на месте. Против того, чтобы оформляющая опекунство Лидия Сергеевна взяла на Рождество Сашу, она не возражала, более того, не отказывалась подождать саму Лидию Сергеевну, если та приедет в ближайшее время за письменным разрешением. ( «Мистика какая­то, – подумала Александра. – Все­таки этому мальчишке повезет сегодня».) Позвонила Лидии Сергеевне: та вновь оказалась на телефоне и… уже была одета ехать в приют – только звонка ожидала.

Через час моложавая бабушка, похожая на поседевший одуванчик, привезла бумагу на «свое несчастье», которое, напротив, ощущало себя совершенно счастливым. «Оформляю опекунство, – сказала она тихо, когда Сашка чем­то отвлекся. – Отца нет, мать алкоголичка. Ему нельзя там жить. Я так ему говорю, что „мама болеет“, но, скорее всего, ее лишат прав. Жалко его, сил нет. Но, слава Богу, увлекся вот церковью. Службы очень любит, с батюшкой они занимаются в воскресной школе. Дай Бог, не пропадет парень!»

Выписали Сашку на следующее утро – это произошло уже без Александры Евгеньевны, к тому времени сменившейся с дежурства.

Следующая смена была у нее накануне Рождества. Дневной доктор, улыбаясь, отдала лист бумаги, на котором рукой мальчика было тщательно написано: «Доктору Александре Евгеньевне». Ниже нарисована елка с большой звездой, а под ней следовала подпись: «С Рождеством Христовым!».

На улице шел дождь, и Рождество наступало совсем не таким, каким оно должно было быть «по правилам». Однако странное ощущение, подобное теплой, греющей изнутри звездочке, наполняло идущую по лужам домой доктора Сашу. Кажется, никогда, в самые «правильные» и красивые зимы она не ощущала так ярко и живо, как приходит и наступает этот праздник добра и надежды. Она никогда особенно не ходила в церковь, и теперь сил идти на ночную службу у нее, естественно, уже не было. Включив вечером на минуту телевизор, где шла трансляция пышного патриаршего богослужения, она вдруг подумала, что где­то в деревне в это же самое время мальчик Сашка, наверное, выносит свечку перед царскими вратами, такой счастливый.

И она поняла, что сама в эту минуту совершенно счастлива.

Павел ИВАНОВ