Уран почти не виден

Бельские недра хранят свои тайны

Не так давно президент Белоруссии Александр Лукашенко сообщил в очередном телеобращении, что Белоруссию спасут не только трудолюбие и терпение ее народа и его мудрое руководство, но и недра страны, в которых можно найти при желании и золото, и газ, и редкие элементы. Не скажу за Белоруссию, но юго­запад Тверской области на границе с областью Смоленской в этом отношении ничем не хуже. У нас, оказывается, тоже есть редкие полезные ископаемые… в Бельском районе.

Правда, в прошедшей недавно информации по этому поводу в одном из оппозиционных партийных изданий высказывалось больше обеспокоенности, чем восторга. Нашли там якобы уран. А уран, как известно, тяжелый металл, его в ядерных реакторах используют. А ну как добычей урана радиации еще добавят? «Чернобыль» по­тверски…

– Народ там тяжелый, – напутствовал меня Виктор Петрович Ермолинский, крутивший баранку «уазика», бодро катившего нас по старому большаку Белый – Оленино. – Бывшие староверы; в былые годы могли и воды не подать. Только мало их осталось.

– Мало – это сколько?

– Ну, человек двести…

– Во всем поселении?

– Нет, в поселении побольше. Но все равно скоро никого не будет.

…Оголенные от листвы ольховые поросли чернели по обочинам удивительно гладкой для такой глухомани дороги, живописно петлявшей вдоль правого берега Обши. Деревни стояли у дороги низкие и печальные, будто издеваясь своим убожеством над вопиюще красивой природой.

– Ой, и заросло­то тут все! – Виктор Петрович давно не был в этом углу, и комментарий его отдает горечью. – В мою бытность только в Егорье засевали полторы тысячи га под весенний сев, да шестьсот под осенний. Стадо было голов восемьсот. Дороги, клуб, школа, я уж про жилье не говорю. И не осталось тут ни­че­го. Коров, по­моему, всего двадцать шесть сейчас. Все кончилось…

Виктор Ермолинский похож то ли на шведского шаутбенахта из фильма «Россия молодая», то ли на польского пана без усов. Сам он не признается, но с такой редкой фамилией (ударение на первом «и») он почти наверняка является потомком какой­то местной мелкой шляхты. Что­то есть дворянское в его облике, что невозможно скрыть. Но он не воевал крепость Белую у Ивана Грозного, не служил своей шпагой первым Романовым: Виктор Петрович одиннадцать лет руководил здешним совхозом, а теперь возглавляет Бельское управление по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям.

В этом последнем качестве два года назад он ездил на буровую скважину, где был якобы найден уран, и в составе районной комиссии проверял там уровень радиации. Нигде выше десяти микрорентген дозиметры не показали. Даже на самой бурильной установке.

На место этой скважины километрах в пяти от дороги Виктор Ермолинский (на снимке слева) меня и привез. Зарастающее поле отмечало место бурения двухлетней давности только куртиной засохшего иван­чая. Больше, сколько ни броди, никаких следов редких и драгоценных металлов на Бельской земле на поверхности не обнаруживается. Дорога сюда основательно разбита: где­то впереди, в нескольких километрах, буровые работы велись этой весной и ведутся сейчас. Но туда даже на джипе уже не проехать. От деревень в этом углу на многие километры остались только старые ветлы в полях. А еще лет двадцать назад в них было по десять­пятнадцать домов.

– Да нет там урана! – с досадой сообщил нам заместитель главы администрации Бельского района Станислав Сливницын. – Ведется разведка редкоземельного и, подчеркиваю, не радиоактивного! – элемента рения. Работы ведет федеральное государственное унитарное предприятие «Институт минералогии, геохимии и кристаллохимии редких элементов». Работы уже велись в 2008 году. Заключался договор аренды земель. Результатов ожидавшихся, к сожалению, получено не было. Сейчас бурение продолжается на меньшей площади – и будет вестись до первой декады ноября. Рений – очень редкий металл, присутствует в микроскопических дозах, но очень ценный – используется, например, в космической промышленности. Обогащение его, если даже случится его промышленная добыча, будет вестись не у нас. А добыча – производство абсолютно экологически чистое!

В Дунаеве я с некоторой тревогой решил обратиться к первым встречным людям – все ж, живя по соседству с тяжелым металлом, тяжелые люди, наверное, стали вдвойне тяжелыми. К большому облегчению, никакого напряжения не возникло. Более того, открытость и душевность местных жителей даже как­то особенно бросились в глаза. Старообрядцев мы не встретили. Зато обнаружилась школа. Она расположена в трогательном деревянном здании, в каких у нас еще совсем недавно размещалось множество школ, ныне позакрывавшихся и разоренных. В дунаевской школе шестнадцать учеников, и за ее дальнейшее существование дрожат и молятся. Но никаких тяжелых подозрений в наш адрес не возникло и в школе.

Учительница русского языка и краеведения Галина Станиславовна Кузьменкова оказалась необыкновенно приятным собеседником, показала музей при школе, всё порывалась пригласить на чай и поделиться историческими материалами, да нам, как обычно, надо было спешить. Напоследок она ничтоже сумняшеся проехала до конца деревни в нашем «уазике» просто ради показа местных достопримечательностей.

А тяжелые металлы…

– Знаете, я когда работала в конце 1970­х годов, не здесь, а в поселке Огоньки на границе со Смоленской областью, тоже бывали геологи, у них даже был вертолет. Помню, они говорили: «Если бы вы знали, какие у вас недра!» Но что конкретно там, ничего не говорили, а мы не спрашивали. Сейчас там, где они работали, ничего нет, никто не живет много лет, и поселок этот исчез. А дороги сами геологи уничтожили тяжелой техникой.

Глава поселения в Егорье Григорий Захаров (на снимке справа) был на своем рабочем месте в конторе. Надо сказать, что он оказался внешне полной противоположностью Виктору Петровичу, которому для полноты образа не хватает только шпаги на боку и кружевного жабо. Григорий Иванович, наоборот, напоминает простого мужичка, несколько суетливого и бесхитростного. В говоре его проскакивают смоленские интонации. Тем страннее было узнать, что в прошлом (в том же самом советском прошлом 1980­х) он руководил соседним с Виктором Ермолинским совхозом. Было видно, что оба бывших директора имеют сходные взгляды на жизнь и очень многое могут объяснить друг другу, не прибегая к вербальному способу общения.

В деревянном домике­конторе среди голых стен стояла одна беленая голландка, за растопкой которой мы и застали главу поселения, простой стол и несколько стульев. Компьютера нет: с одной стороны, по причине крайней хлипкости домика, который занимает администрация, а с другой – по причине перебоев с электричеством. Зимой, после «ледяного дождя», его не было месяц, пока сами не повыпилили согнутые льдом заросли и рухнувшие столбы. Не будь флага на крыше, это здание едва ли можно принять за средоточие местной власти. На стене красовались государственные символы и текст гимна.

– Ну что, Иваныч, все изучаешь? – Виктор Петрович спросил с оттенком барственного сарказма и грусти.

– Да уж… наизусть знаю… «Славься, Отечество наше свободное…» – буркнул его приятель с горькой иронией. – Вот, все утро сегодня занимался установкой насоса бабульке, последняя она осталась в деревне – надо же ей сделать воду.

(На багажнике председательской легковушки возле конторы были положены трубы и прочее сантехническое оборудование – вот почему мы не застали Григория Ивановича с утра на работе.)

– Бурят у тебя?

– Здесь, Петрович, дело вот как обстоит, – стал рассказывать Григорий Иванович. – Бурить – бурят, но они же «федералы», ко мне не заявляются, только в районе показывают свои бумаги. Там рений нашли. Что я знаю – добывать промышленно его у нас не получится: очень мало. К буровым установкам меня однажды только пропустили, когда с участковым приезжал. Ну, установки, работают. А нам­то вообще дело до этого рения ли, урана ли, как до…

Он подошел к карте, точнее, к отдельным листочкам топокарты с совхозными угодьями, где была подробно представлена вся округа.

– У нас тут, знаете, какая жизнь, – скороговоркой продолжал Захаров, – за годы после моего ухода с поста директора в 1988­м и до выборов на нынешнюю должность в 2006­м полностью исчезло восемнадцать деревень. (Григорий Иванович, загибая пальцы, тут же их и перечислил. – П.И.) В остальных народ доживает. Коров осталось пятнадцать. Сбыта молока нет, или сдавай по девять рублей за литр. Я не хочу говорить слишком хорошо о советском времени – маразма насмотрелся, но тогда за год, помню, мы построили коровник хозспособом. А сейчас? Я сам держу корову, захотел еще одну, так на меня в Белом посмотрели как на сумасшедшего: типа, что это ты жить собрался? А бабку эту, которая пишет про скважины, я хорошо знаю…

Они обменялись с Виктором Петровичем несколькими репликами, из которых следовало, что знают они ее оба, очень давно, и не с лучшей стороны. Было видно, что тема им обоим неприятна.

Мы взглянули в окно, где редкое осеннее солнце низко висело над крутыми берегами Обши. Григорий Иванович вызвался провожать. Возле сельского кладбища с памятником­солдатом он уже готов был раскланяться, но на реплику относительно ухоженной братской могилы оживился и просто побежал ее показывать, несмотря на неодобрительные взгляды торопившего его Петровича.

– Сюда наша тридцать девятая армия прорывалась из окружения, на Егорье, – рассказывал Григорий Захаров, жестами показывая все это на местности. – Они чуть­чуть не дошли, через речку не переправились. Такое было побоище! И уж дальше выходили кто как, отдельными группами. В братской могиле этой две с лишним тысячи похоронено, так считается. Приезжают потомки, часто. Из Казахстана недавно приезжали. Мы не ожидали, а они нам и денег прислали, и подарки: за то, что мы за могилой ухаживаем. Мы же не за подарки, мы за свои деньги всё делали и делаем: и фотографии, и венки, и оградки. Но настолько приятно! И сувениров подарили, и угощений как родным! А по национальности чистые казахи. Да… здесь до сих пор вся земля в железе, выпахал я с пасынком несколько сотен патронов вот только сейчас…

Он, наконец, простился с нами, радостный, как будто показавший свое самое главное сокровище.

И, возможно, так оно и было.

Павел ИВАНОВ

Бельский район