Такой разный Ильич

В январе 1924 года во всем мире не было новости более важной, чем эта – при том, что с осени 1922 года Владимир Ленин не участвовал в какой­либо государственной и политической деятельности.

Одни неподдельно горевали, другие столь же неподдельно радовались, ожидая неизбежного обострения борьбы за власть среди большевистской верхушки, но равнодушных было немного – слишком ясно было, что с именем этого человека связан один из самых серьезных поворотов в мировой истории. Отношение к личности Ленина по сей день не просто разное до абсолютной противоположности у разных людей, но и весьма переменчивое. Как только связанные с именем Ленина идеи социальной справедливости, классовой борьбы, неприятия буржуазных, то есть рыночных, ценностей вновь становятся актуальными, образ пламенного борца за полное переустройство мира вновь будоражит массовое сознание.

Между тем реальные черты и свойства этого весьма непростого и даже во многом загадочного человека очень редко становятся объектом непредвзятого изучения. Став фигурой мифологизации еще при жизни, Ленин и по сей день воспринимается не как человек, но как памятник прошлому – для одних светлому, как бы принявшему на себя роль некогда чаемого «светлого будущего», для других – непонятному, раздражающему и ненужному для решения задач сегодняшнего дня.

В жизни моего поколения Лениных было много. Забавный герой детского стишка: «Ильич был тоже маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной» – перерастал в стремительного, взрывающего пространство и вызывающего изумление и восторг героя фильмов Сергея Юткевича и Михаила Ромма. Иных, прямо­таки заоблачных и даже космических вершин достигал ленинский образ в стихах и поэмах Владимира Маяковского. Разный, но неизменно побеждающий, переламывающий жизнь в единственно нужном и правильном направлении, Ленин возникал в произведениях советских писателей и поэтов: от Максима Горького и Бориса Пастернака до Андрея Вознесенского и Михаила Шатрова.

На мои студенческие годы пришлись самые круглые юбилеи: полвека Октябрьской революции и 100­летие со дня рождения В.И. Ленина. Первый из них мы еще перенесли нормально – революционная романтика молодым всегда была близка. Но ленинский юбилей был настолько перенасыщен фальшивым официальным пафосом, что вызвал массовую отрыжку в виде многочисленных анекдотов, самый короткий из которых состоял из одного слова: «Остоюбилеило!».

Было еще и обязательное чтение ленинских работ, как правило, сводившееся к усвоению многочисленных цитат. Ничего, кроме скуки, они не вызывали. Но когда я в те же студенческие годы из чистого любопытства стал заглядывать на те страницы ленинских работ, что не входили в обязательный перечень для подготовки к зачетам и экзаменам, для меня неожиданно открылся «антисоветский» Ленин. На какое­то время моим любимым занятием стало обличение существующих порядков с помощью ленинских цитат (о том, например, что жалованье партийных чиновников не должно превышать среднюю зарплату рабочих). Сдавая на последнем курсе экзамен по научному коммунизму, я обрушил на голову преподавателя целый ворох цитат из ленинских работ по национальному вопросу. Сначала доцент сказал, что мои речи напоминают текст антисоветских листовок, а потом влепил мне «трояк» за «недостаточно правильное» понимание ленинских работ. Хорошо хоть не сообщил «куда следует».

С противопоставления «правильного» Ленина его «неправильным» последователям от Сталина до Брежнева начиналось так называемое перестроечное мышление, зачинателями которого надо считать Роя и Жореса Медведевых, создавших «марксистское крыло» в диссидентском движении 1970­х годов. Когда­то с этого начинал и Александр Солженицын. Но его «Ленин в Цюрихе», выделившийся из «Красного колеса», представлял собой гораздо более сложный образ, никак не сводящийся к категории правильности­неправильности. Солженицын ухватил главные, на мой взгляд, черты большевистского вождя: его колоссальную целеустремленность и способность покорять своей воле самых разных людей. Резко отрицательное отношение к Ленину как к роковой для русской истории фигуре хоть и побудило Александра Исаевича акцентировать внимание на далеко не самых симпатичных чертах его характера, но не помешало увидеть в нем личность неизмеримо более крупную, чем все его политические противники.

Да и сами проигравшие – пусть с опозданием – признавали в Ленине дар политического борца, способного не только зажигать массы энергией действия, но и направлять эту стихийную энергию в нужном ему направлении. Противостоять ему, используя методы парламентской демократии, которую Ленин откровенно презирал, было делом безнадежным. Он вообще не стеснял себя выбором методов, свято веря в то, что величие цели оправдает любое насилие и любую ложь. Однако надо иметь в виду, что цель эта была выше не только интересов личной власти самого Ленина или власти его партии, но и выше интересов самой России, которая для интернационалиста Ленина была лишь средством, ступенькой к вершине мирового коммунизма. Истребляя и изгоняя из страны столь нужных ей представителей образованного класса, всемерно прижимая и обирая крестьянство, составлявшее главную производительную силу в России, Ленин не останавливался и перед жестким принуждением в отношении рабочего класса.

Подлинная же власть после окончания гражданской войны оказалась в руках набиравшей силу партийной бюрократии во главе со Сталиным. И эта власть была им гораздо дороже мировой революции, горячим сторонником которой был Лев Троцкий – второй после Ленина человек в партии. Не случайно болезнь, а затем и смерть Ленина стали началом краха Троцкого с последующим истреблением практически всех ленинских соратников, объявленных троцкистами. Революционеры, как разрушители по преимуществу, должны были сойти с политической арены. Но опробованное ими в интересах революции тотальное насилие использовалось теперь для иных целей.

В том, что Ленин был действительно великим человеком, не может быть никаких сомнений. Но величие идеи, которую он исповедовал, само по себе еще не определяет ее способность подчинить себе все народы и сокрушить не только обычный человеческий эгоизм, но и выработанные веками человеческой истории нравственные нормы. Поэтому, блестяще решая тактические, по сути, задачи захвата и удержания власти в такой огромной стране, как Россия, от своей главной стратегической цели Ленин уходил все дальше, предрешив, по сути, окончательную компрометацию коммунистической идеи, рухнувшей вместе с созданным им государством.

Сергей ГЛУШКОВ