Праздник международной солидарности трудящихся ведет свою историю с 1889 года. Именно тогда II Интернационал, заседавший в Париже, постановил выразить солидарность с американскими рабочими и почтить память нескольких жертв разгона демонстрации в Чикаго мирными протестами пролетариата по всей планете. До нашей страны инициатива дошла через год – впервые 1 Мая отметили в Варшаве (Польша тогда входила в состав Российской империи) в 1890 году. А до Тверской губернии практика приурочивать митинги с политическими требованиями к первому дню мая докатилась на рубеже веков.
…Увидь мы вживую сейчас российского (и тверского в частности) пролетария образца конца 1890-х годов, большинство из нас шарахнулось бы от него как от чумы. Это был в массе своей сравнительно молодой человек возрастом до сорока лет, малоквалифицированный, терпеливый и по-детски доверчивый. Уровень грамотности его составлял от силы два класса. Иногда он сохранял трогательную деревенскую религиозность, иногда был по-мальчишески агрессивен. Он ненамного отличался от гастарбайтера образца 2000-х. Разве только лучше владел русским языком. И отношение не просто владельцев фабрик, а фабричных мастеров, инженеров, служащих к массе русских чернорабочих было точно такое же, как теперь к гастарбайтерам. Их селили в страшной тесноте и антисанитарии, их штрафовали, им недоплачивали, при грубых нарушениях высылали в родные деревни через сельских старост по суду. Квалифицированные рабочие, конечно, получали намного большие зарплаты, и отношение к ним было иным. Но их было меньшинство. В полудеревенской очень бедной пролетарской массе активно действовали пропагандисты партий экстремистского толка, в том числе социал-демократы. В результате их агитации майские митинги в Тверской губернии сразу превратились в политические акции.
Впервые они состоялись в 1903 году в Твери и Вышнем Волочке (так что нынче им юбилей – 110 лет) и вылились в массовые стачки рабочих.
Особенно эффектно это получилось в 1903 году в Вышнем Волочке. Там на фабриках Прохорова и Рябушинского забастовка длилась двадцать дней, «при полном сочувствии обывателей и солдат». Рабочие пытались митинговать на центральной площади города. Площадь была оцеплена, но оцепление было формальным. Бастующие добились такой уступки, как получасовой чай утром и обеденный перерыв днем (это при 12–14-часовом рабочем дне!) и окончание работ в субботу на четыре часа раньше, не в 10 часов вечера, а в 6. Неудивительно, что, имея такие жуткие условия труда, они встречали среди горожан сочувствие.
В Твери первомайские стачки прошли на нескольких фабриках, почти везде были жестко пресечены. Но еще больший эффект был не столько от самих забастовок, сколько в резонансе от них. Все лето 1903 года по деревням вокруг Твери и Вышнего Волочка полиция собирала листовки, анализировала сообщения агентов, даже производила аресты отдельных крестьян. Все сходки крестьян-пролетариев 1903 года вошли в историю как «маевки», хотя реально могли иметь место и в июне-июле. Нелегальные листовки «Первомайские дни в Вышнем Волочке», «К деревенской бедноте» и т.п., выпускавшиеся социал-демократической партией, находили у крестьян, дворян, священнослужителей. В деревнях полиции не было, а потому «политиканы» могли ходить с красным знаменем за деревнями и даже иногда по деревням.
Тем не менее, к концу лета полиция справилась с положением. Некоторые зачинщики беспорядков были выявлены, арестованы, отсидели примерно по месяцу, а затем были высланы на год-два-три. Но эффект был значительным. Хотя впредь ни один «первомай» в Тверской губернии до 1917 года масштабно не отмечался, память о шумных и временами скандальных акциях 1903 года держалась. Любопытно, что в полицейских отчетах нет никаких свидетельств о том, что жандармы знали хоть что-то о празднике 1 Мая до того, как он стал их головной болью.
Обычным местом проведения сходок в Твери стали Жёлтиковские рощи – малая и большая (сейчас парк «Текстильщик» и Первомайская роща). Они традиционно были местом праздничных гуляний рабочих. А поскольку «маевку» далеко не обязательно было привязывать именно к 1 мая (до 1917 года выбирался любой другой праздничный день ближе к этой дате), то «схватить за руку» собиравшуюся вместе фабричную молодежь было практически невозможно.
В советское время праздник вышел из полулегального положения, превратившись в государственный. В 1910–1920-х годах его не воспринимали еще всерьез. Отношение к нему людей даже неполитических было достаточно доброжелательным (все-таки выходной день весной). Исключая те случаи, когда первомайские демонстрации совпадали с предпасхальными днями (тогда они вызывали неодобрительные отзывы старшего поколения). Но на их мнение внимания не обращали.
Майские сходки и митинги тверских пролетариев, сколько их ни было – до советской власти и в ее годы – имели определенный ритуал, сформировавшийся за несколько лет. Маевки были его частью, но не самой заметной. Расцвет этой традиции пришелся на 1920–1930-е, когда гулянья в рощах на майский праздник были действительно массовыми. Позже они сильно сократились в численности.
Главной частью праздника, разумеется, была демонстрация. В советское время первомайские демонстрации очень чутко и наглядно отражали все культурные и политические процессы, которые проходили в государстве. И лишь самые последние демонстрации начала 1990-х носили характер акций пролетариата за свои права (такими они являются и сейчас: фактически это локальные городские шествия, массовыми никак не являющиеся). В послевоенные и особенно «застойные» годы шествия трудящихся были именно демонстрациями перед областной партийной властью, что такое являет собой живущий под ее началом народ.
Демонстрация открывалась знаменами. Собственно, чем выше уровень она имела (в областном центре уровень был достаточно высокий), тем большие и в большем количестве перед ней реяли красные стяги. За знаменами шли (вернее, ехали) транспаранты. Огромные передвижные конструкции с портретами вождей и основателей советской идеологии, а также мало менявшимися лозунгами, где изменялись только цифры партийных съездов и годовщины революции, в столицах везли на машинах. В Калинине машин было мало. Мне, в начале 1980-х ребенку, всегда ужасно хотелось увидеть эту чудо-машину, преображенную в движущийся транспарант. За общей толчеей, а главное, из-за того, что женщин и детей принято было отправлять по домам перед Новым мостом – мы шли с колонной Заволжского района – машину я так и не увидел. Но это был критерий: «с машиной» или «без машины» шли в тот или иной год. Это обсуждалось потом на застолье. Когда пошли «без машины» из года в год, даже у привыкших ко многому стариков начало закрадываться подозрение, что с властью что-то не то…
Грандиозные парады со спортсменами и физкультурниками, делавшими живые скульптурные группы, как и другие масштабные действа в ходе демонстрации, остались только на кадрах кинохроники и на фотографиях 1930–1940-х годов. Это была самая зрелищная часть майского советского «крестного хода» без крестов. Она, кстати, имела в себе многое от культуры карнавала, но только чрезвычайно пуританского. Хотя как сказать – спортсмены являли чудеса закалки и выходили в любую погоду в тренировочных трусах и майках. Физкультпарады были очень престижны, их старались завести даже в маленьких районных центрах, не говоря уже о Калинине.
А дальше, собственно, шла уже пестрая праздничная колонна. В последние годы советской власти велась запись и проверка участников, строго следили, не ушел ли кто из колонны раньше. Но постепенно дисциплина слабела. И не потому, что праздник особенно перестал нравиться – спросите любого очевидца тех лет, все ответят одинаково: очень утомляла пробка перед трибуной с областным начальством. В ней можно было стоять час, два и больше, а потому отсюда норовили улизнуть, если, конечно, не были обязаны что-нибудь катить или нести из знамен и плакатов.
Что было во всем этом хорошего – флажки детям, красные банты, праздничный стол и приход гостей. В общем, особое настроение. Именно этим Первомаи и запомнились. А еще – огромностью происходящего вокруг. Так, чтобы с тобой вместе по улицам без машин шел весь город. Современные дни города далеко не дотягивают до этого. В празднике 1 Мая был могучий единый вектор, пусть формально, но объединявший всех. Это впечатляло и воспитывало. Потому и не особенно приживается его нынешнее название Праздник Весны и Труда: настоящий Первомай явно не об этом…
И, надо сказать, такого праздника у нас уже не будет – по крайней мере, в обозримом будущем.
Добавить комментарий