Это была самая запоминающаяся экскурсия. Но ходить на такую никому не посоветуешь. Во Двор Пролетарки очень любят заглядывать туристы: восхищаться старой промышленной архитектурой и умиляться развешанному на веревках белью. Внутрь заглядывают немногие, а если заходят, то ненадолго: неприятно им, хочется на улицу скорей. А тут, в этих столетних коридорах, люди живут по 30–40 лет, они – главные гиды по местным «достопримечательностям».
Зоя Родионовна Файфер готова водить хоть по всему бывшему Морозовскому городку, но один осмотр ее родной 47-й казармы занимает час. Она живет здесь уже 30 лет.
– Если бы вы только видели нашу казарму лет 20 назад, – рассказывает она. – Как в раю все было: красивые стены, на полах коридоров всех этажей ковры. Здесь был банкетный зал: вечеринки, свадьбы… Сейчас заходить туда опасно для жизни. Мороз гуляет, я вас туда проведу.
А пока задерживаемся на кухне. На улицу здесь можно глядеть не только через окна, но и через дыры в стене. Интересные ощущения. Мы на четвертом этаже. Зоя Родионовна деловито и привычно задает направления взглядам:
– Стена толщиной в пять кирпичей была, теперь, если ее толкнуть, она вся уйдет…
С опаской понимаешь, что это не преувеличение и что стена держится на…
– … вот здесь прямо сверху растет дерево, метра три уже в высоту, и оно держит стену. Я вам с улицы покажу. Наружная оконная рама упала, у нас почти вся стена лежит уже на земле. Дерево вот шевелится, и кирпичи падают.
Приходит тетя Маша набрать воды.
– Холодной воды здесь нет 20 лет, – комментирует Зоя Родионовна. – Только горячая. Холодная бывает в 3–4 утра, когда все лягут спать. Сколько мы ни просили, 20 лет ничего не хотят делать.
А пока система простая, российская: тазиковая. В тазиках ее остужают.
Чтобы не нагнетать, стоит сказать и о хорошем: вопреки устоявшемуся мнению, здесь, в бывших морозовских казармах, живут преимущественно люди, всю свою трудовую жизнь отдавшие работе на хлопчатобумажном комбинате.
– В туалет я вас не поведу. У нас в женском стоит два унитаза. Это на 80 человек.
Всего в казарме, по грубым подсчетам, народу очень много: на каждом этаже по 40 комнат, всего комнат 188, и живет здесь 326 семей. Большая-пребольшая коммуналка.
Никаких шуток. 47-я казарма официально считается не многоквартирным домом, а именно коммунальной квартирой. Вот так. Единственная во Дворе Пролетарки коммунальная квартира таких масштабов, которые и сталинскому периоду не снились.
– Мы не можем понять, почему у нас такой статус, – возмущается Зоя Родионовна. – Все по закону, пишут нам, но по какому закону, кем принималось решение, не говорят.
И если раньше Зоя Файфер за свои кровные 13 квадратных метров платила около тысячи рублей, то сейчас ей вместе с квартплатой проиндексировали и жилплощадь. Коммуналка ведь. Теперь она платит 3 тысячи и за свою комнату, и за коридоры, кухни, лестницы и т.д.
– Зато, когда дело дошло до расселения, нам квартиры опять только по жилым метрам предлагают. И как на это реагировать?
Тема расселения – это местная притча во языцех.
– Разговоры о переселении ведутся давно, я знаю четыре дома, построенных для расселения жителей Двора Пролетарки, из старожилов две-три семьи туда переехали, а остальные…
Тихим шепотом, чтобы никто не услышал: «У нас тут мертвые души». Прямо мертвые?
– Я собственник, но у меня нет уверенности, что на моих метрах еще 20 человек не прописано. Это ведь гнездо, золотое дно, сюда можно прописывать кого угодно. Зато потом новое расселение, и в Москву уходят документы, что расселены люди из Двора, а это были «мертвые души», которые здесь никогда не жили, но которых прописали и которым дали новое жилье.
Ух, система, даже не верится, и быть такого никак не может. Напридумывали себе всякого…
Тетя Маша противится нашему неверию:
– Сорок лет тут живу. Всю жизнь не покладая рук, ни одного больничного не брала, и они мне пишут… Нас незнамо как заливает, по 12 ведер воды выносим, полы все рассохлись. Фактически крыши нету над нами.
Ведет в свою комнату.
– Смотрите, какие сосули, боюсь, окно не разбило бы. Лезь, бабка, на чердак: сейчас собственность – лезь сама. А что вы мне дали за сорок лет? Один раз только обои поклеили…
Про чердак Мария Викторовна не преувеличила ничуть. Поднимаемся наверх. Нет, это не по-настоящему, это инсталляция современных художников, верно! На чердаке тут и там растянуты паруса клеенок.
Сын Марии Викторовны пытается объяснить, что стропила все сгнили и могут упасть на голову… От осознания опасности отвлекает тетя Маша, которая в тапках, халате и очень почтенном возрасте уже карабкается выше по кирпичам.
– Куда вы, упадете!
– Оставьте, я привыкла. Сынок, лезь сюда, я тебе покажу…
Показывает свою комнату, вид сверху: листы железа лежат, паруса, как полагается.
– Вот сейчас снег пойдет таять…
– Тут система какая? Вода с крыши собирается на пленку, потом ее надо переливать в ведра и вон… – объясняет снизу сын тети Маши. Как будто нам непонятно.
Мария Викторовна уже карабкается вниз, ловко так, а автор этих строк теряет опору под ногами и пластом падает с двухметровой высоты на заваленный мусором пол. Больно и неприятно, учитывая, что мусор всякий. Хромая, иду дальше, смотреть старую вековую чугунную лестницу запасного выхода. Тетя Маша переживает, не сильно ушибся ли. Стыдно смотреть ей в глаза.
– Это у нас еще лестница целая, – говорит Наталья Баранова. Возле ног у нее крутится маленькая Соня. – А вот в 48-й казарме целые пролеты с трех этажей на запасном выходе вырезали и увезли. Это же старина ценная. На дачу, что ли, кто-то себе захотел. Мужчина там один не знал: в темноте так вниз и ухнул. Жив, слава Богу… У нас, кстати, выход на улицу здесь кирпичом заложен наглухо.
Наталья сама здесь выросла и теперь растит троих детей. Идем в ее комнату уже без надежды, что там будет лучше.
– Я здесь не живу. На кровати спать нельзя, все сыплется, – показывает осыпающуюся штукатурку. Вся стена, как паутина, в трещинах. – Когда была комиссия, меня спросили: «Вы на этой кровати спите? Вы ее переставьте, а то тут трещина пошла, вдруг на вас стена упадет…»
В комнате нет света, от сырости проводка сгнила: электрики даже делать не берутся. На всю комнату одна настольная лампа.
– Когда мы сюда приезжаем, Соня начинает задыхаться, – рассказывает Наталья. – Соня хмуро сидит на кровати, которую, кстати, не переставили. – В январе мы лежали в больнице. Поставили диагноз: аллергия на плесень и сырость. Я столько бумаг всяких носила в ДЭЗ, а мне говорят: «У вас тут нормально, просто комната требует небольшого косметического ремонта».
Вот и платит Наталья за свою непригодную для жилья комнату (коридор, кухню, лестницу), да еще квартиру снимает. Соседи рядом так же. Смотрим в замочную скважину их пустой комнаты: там потолок обрушился.
– Слезы ведь… наболело, – говорит мужчина, остановившийся рядом с нами, и смотрит куда-то вдоль коридора, в будущее…
Дышать становится все тяжелее, как будто в воздухе распылена мелкая крошка, застревающая в легких. Только это не крошка – это плесень. Она тут кругом. Стены и потолки буквально цветут ею, она кривым узором идет по всей стене вместо побелки. Падение с чердака уже не кажется таким уж страшным.
– А давайте сходим в другую казарму, посмотрим.
– Нет, вы еще сюда зайдите, – Валентина Ивановна Зайцева ведет показывать свою комнату. Вроде уютно, ковер даже лежит на полу, занавесочки.
– Я сама скидывала снег с крыши за зиму три раза, – рассказывает она.
– Раньше боялась на чердак забираться, а теперь по сто раз хожу, выливаю воду. Зато пока ползаю туда, могу жить здесь. А кого звать-то прикажете? 30 лет тут. Я ветеран труда, 30 лет отработала ткачихой, двух детей женила. А как прозеваю, так получаю затопленную комнату…
Спешим вниз. Лестничная площадка первого этажа 47-й казармы – это «картина маслом». Здесь круглый год круглосуточно парит дыра в подвал. Зимой чугунные перила лестниц, потолки и стены покрываются сюрреалистическими сталактитами инея.
– А это у нас тротуар под землю провалился перед новым годом, – показывает Зоя Родионовна на яму. Рядом с ямой лежит куча битого старого клейменого кирпича. Уж не под березой ли набрали… – Вот, засыпать не могут. Это он провалился от воды в подвале…
Во Дворе Пролетарки расселена пока по сути только одна казарма: 48-я. Идем к ней, обходя 47-ю.
– А это наша «стена плача», – говорит Зоя Родионовна. – Видите березу на четвертом этаже? Там наша кухня.
Несмотря на то что 48-я казарма закрыта и законсервирована (окна заложены кирпичом), таинственный шепот и прочищенные дорожки к подъездам подсказывают, что тут нелегально живут люди. Причем много.
– Их о проверках заранее предупреждают. Вы бы видели, как они разбегаются по округе…
У Зои Родионовны нас перехватывает Татьяна Ушакова, рассказывая, как прошла последняя встреча в высоких кабинетах.
– Сказали, что в 2014 году начнут строить для нас дом, а в 2016 году, сказали, расселят…
В 17-й казарме в коридорах паровой туман. Такое ощущение, что ты под водой. Пар стремительно хлопьями вылетает в дверь коридора.
– Видите пучки кабелей, что идут от казармы? – Татьяна Николаевна показывает вверх. – Так вот от этого дома «питаются» всякие киоски, спорткомплексы, подпольные цеха, которых у нас тут много… А знаете, как платят за свет люди?
Если честно, уже даже знать не хочется.
– Поголовно, а не по счетчикам. Поэтому у нас многодетные семьи больше всех платят за свет.
– Помилуйте…
В родной казарме Татьяны Ушаковой в коридорах зимой до минус 18 градусов. Она показывает проходящие по различным бумагам «стеклопакеты на окнах». Хорошие деревянные стеклопакеты, столярного производства позапрошлого века, забитые железом.
– Когда к нам сюда привезли пострадавших от обрушения крыши в доме на набережной Иртыша, они сказали, что лучше будут жить без крыши, чем в таком бомжатнике.
Скажут тоже, бомжатник. Ну подумаешь, темнота, вонища, разговоры на непонятных языках…
Мы побывали лишь в трех казармах, а их тут десятки. Обратно идем мимо когда-то образцово-показательной казармы № 156. Сюда водили все советские делегации, хвастаться. А сегодня… Что говорить…
Говорить вообще не хочется, хочется молчать. Болит бедро, саднит рука, хочется кашлять. Чтобы хоть немного согреться, спешим в торгово-развлекательный центр «Рубин», построенный на месте зеленой зоны уже давно брошенного комбината. Того самого, где десятки лет работали наши новые знакомые – жители казарм. Во что они верили, перевыполняя планы? Здесь, в торговых залах, тепло, музыка, пахнет вкусно. Кругом одежда, сумки из кожи, золото. Работник супермаркета толкает перед собой «поезд» из двух десятков тележек. Мысли как-то парализовало. Нельзя так быстро привыкнуть к мгновенным путешествиям во времени, чтобы понять: а настоящее – оно вообще где?
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
Фото Юлии СМОРОДОВОЙ
Андрей Петров, заместитель председателя Тверской городской думы:
– На сегодняшний день практически полностью расселен дом №48. Юридически там еще остаются две семьи, но сейчас, по данным администрации Пролетарского района, эти дела находятся на рассмотрении суда.
Если удастся заложить в этом году фундамент муниципального дома после прохождения всех экспертиз и конкурсов, то в 2014 году мы планируем уже сдать первые 120 квартир, часть из которых будет отдана жителям Двора Пролетарки. Также расселение будет происходить и во вторичный муниципальный жилой фонд.
Двор Пролетарки всегда был у правоохранительных органов на особом контроле. Там действительно много проблем. Это и различные правонарушения, и мигранты, незаконно проживающие там, и распространение наркотиков. Но впервые жители и правоохранительные органы вышли на прямой диалог, инициаторами которого выступили депутаты думы. В стенах городского парламента прошла встреча, где за одним столом собрались жители Двора Пролетарки, депутаты, представители полиции, миграционной службы, управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков и ГИБДД. Горожане смогли высказаться о наболевшем напрямую. Рассказали о проблемах, которые возникают с гостями из стран Средней Азии и Закавказья, которые проживают в домах без регистрации, нарушают миграционное законодательство. Многие из мигрантов занимаются частным извозом или работают на маршрутных такси, и свой рабочий автотранспорт оставляют тут же, во дворах домов. Беспокоит жителей и ситуация с распространением наркотиков. По рассказам жителей, в районе существуют точки их продажи. В ходе такого прямого разговора были достигнуты определенные договоренности по совместной работе. Было принято решение подвести первые ее итоги через месяц. Так, постепенно, мы постараемся решить проблемы Морозовского городка.
Добавить комментарий