Если вы хотите найти более интеллигентного человека, чем Валерий Васильевич Годовицын, конечно, найдете, но искать будете долго. И кажется, что такой человек не может не быть именно врачом, который в руках держал и медицинские инструменты, и жизни человеческие. Сегодня он чаще держит перо, и рука его по-прежнему тверда.
Врачи – они как? Либо потомственные, либо зачинатели династий в белых халатах. Валерий Годовицын родился в семье врачей. Его родители, выпускники Первого Московского медицинского института, по распределению уехали в Абакан. Мама работала педиатром, отец – главврачом участковой больницы. 1939 год. Время, когда можно было услышать шепотом: «Уезжайте, иначе арестуют». Семья к началу войны переехала на станцию Завидово.
– Я своей родины не знаю, – говорит Валерий Васильевич. – Дом, где мы жили, до сих пор стоит, он брошен и полуразрушен. Я видел его, постоял на крылечке, повспоминал.
Бомбежки станционного поселка и Октябрьской железной дороги были страшные, непостижимые для понимания ребенка. Рядом мост через Шошу. Если ехать на электричке, можно и сегодня видеть рядом с ним насыпи-площадки. Там в сорок первом стояли зенитки.
Война глубокой бороздой прошла по жизни семьи Годовицыных. Вообще, несмотря на тяжесть вспоминаемого, видно, что Валерий Васильевич неизменно чтит военные годы. Потому, что характер Годовицына, его твердость руки – это военные лишения, сильнейшее желание жить, материнские руки, оберегающие от страха, и бинты отца, пропитанные солдатской кровью…
По дороге к маминой сестре в Киров болезни детей остановили семью на зиму в Кинешме. С двумя чемоданами, с детьми, без денег, жилья, неделю прожив на вокзале, мать обратилась к властям. Ей дали комнату и должность заведующей детским садом.
– И в эту же зиму мамин детский сад принял первых ленинградских детей. Несколько барж, нагруженных эвакуированными из оккупированного Ленинграда детьми, застряли у берегов. У буксиров кончились дрова, – рассказывает Валерий Васильевич. – Они на этих баржах жили неделю, если не больше. Их начали распределять по детским садам, многие попали и в мамин. Я написал рассказ «Тетенька, дай кусочек», который родился из воспоминаний о голодных детях. Неделю без еды – им нельзя было давать пищу, а понемногу отпаивать теплой водичкой. Они пили и стонали: «Тетенька, дай кусочек».
Валерий Годовицын о войне писал немного. Наверное, по той же причине, почему его отец почти ничего о ней не рассказывал.
– У отца военная биография была сложная. Он сопровождал обоз раненых. На обоз вышли немецкие танки и начали обстрел, хотя на обозе начертаны были красные кресты. Отца ранило. Он попал в плен, в немецкий лагерь, откуда бежал в партизаны. Был в отряде и врачом, и подрывником. Ампутировал ноги пилой. Стакан самогонки – и ампутация. Спал в снегу на лапнике. Если простынешь – умрешь, поэтому и не простывали, нельзя было. Отец выжил благодаря тому, что был крестьянской закалки. Войну ведь выиграл крестьянин. А что такое крестьянин? Это когда идешь, лег, уснул, с утра снова идешь.
Они с отцом уже после войны ходили на лыжах на охоту. Брали с собой три булочки, и пятнадцать километров в один конец. Отстанешь – не подождет.
Мать с отцом были врачами, а младший сын «заразился» сельским хозяйством. Медицину он терпеть не мог. Приходил в больницу к отцу, брался за ручку двери, а там тряпочка, пропитанная хлоркой, и рука пахла ею весь день. И больница ассоциировалась у него с этим противным запахом.
В плодовоовощной институт в Мичуринске Годовицын не поступил. И тут уж медицина взяла свое. Он говорит так: «Судьба, что ли…».
Калининское медучилище, работа в областной санитарно-эпидемиологической службе, медицинский институт…
– У меня была задача стать хорошим врачом, – говорит он. И свой любимый жест – пальцем постучать по голове: в ней все задачи и жизненные установки.
Из-за плохого зрения хирургом стать не получилось. После учебы Годовицын был направлен заведующим терапевтическим отделением в Осташковскую центральную районную больницу.
– Обычно в больнице ритм такой: осень, зима, весна – сплошная работа, все болеют, – объясняет он. – А летом бы отдохнуть. Но летом Осташков посещало более 200 тысяч туристов, это в десять раз больше населения города. И чем только они не болели!
Годовицын рассказывает тихо, не спеша, плывет по памяти, как по книжным строкам. Посмотрит куда-то отвлеченно, потом чуть наклонится и совсем тихо, как будто тайно:
– Работа медика – лучшая работа в мире, я вам скажу.
Лучшая, потому что работать медиком без задора нельзя. Это четкое его наблюдение. Он этих наблюдений накопил массу, они сложились в тот массив опыта, который позволяет вразумлять детей и увлекать внуков.
В 1972 году Годовицын возвращается в Калинин и начинает работать кардиологом в областной больнице. Об этом периоде у него есть этюд. Англичанин-полицейский, путешествуя из Москвы в Ленинград, попадает в калининскую больницу с пневмонией. Сначала он смотрит на врачей больницы как на диких зверей. Но с каждым днем отмякает.
– Кашу нашу манную он вылизывал. Сметану тоже. У них ведь, англичан, нет сметаны. В конце пребывания он сказал: вам на небе надо жить, вы же ангелы. Английский полицейский советских людей назвал ангелами, – Годовицын улыбается.
Врачебный стаж Валерия Васильевича – десятки лет. Только в областной больнице он проработал 35. Заслуженный врач, член Союза писателей России, лауреат многих литературных премий (на днях Годовицын стал лауреатом премии имени М.Е. Салтыкова-Щедрина). Обо всем он молчит, пока мы списываем это из его биографии. Его отец тоже, получив орден Отечественной войны, ни разу его не надел. Правильно кто-то сказал: самые важные в жизни вещи – это не вещи. И не регалии. Другое.
– Какой-то врач медлит вместо того, чтобы спасти пациента. А настоящий врач понимает: даже один день – это потеря для больного.
Если хотите, он может дать важный совет. «Главный враг здоровья – в голове. Тут много сидит у нас». И стучит пальцем по виску. Тут же и лекарство. Нужно просто верить. Верить в помощь. Знать, что она придет. И она придет.
Вопрос веры для Годовицына ключевой. Он пришел сам к ней лишь в пятьдесят лет, когда крестился. Говорит об этом, радуется, что есть возможность это сказать. Кстати, его литературное поприще связано с бесконечным количеством удивительных житий святых, которыми он восхищается и которые адаптирует для широкого читателя, в том числе и самого маленького.
– Дети после моего рассказа о святой княжеской паре Петре и Февронии могут сказать: у нас бабушка и дедушка тоже Пётр и Феврония. А я им скажу в ответ: их и сейчас сколько угодно на Руси, просто их телевизор не показывает.
Что такое святой, спрашивают Годовицына, а он знает ответ: что для людей сделано, то и свято.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
Фото Юлии СМОРОДОВОЙ
Добавить комментарий