Казнь патриотов на площади Революции

Калинин в прошлом веке киношники в шутку назвали российским Голливудом. В городе и его окрестностях снимались эпизоды многих шедевров отечественной кинематографии – от «Чапаева» до «Войны и мира». А еще «Чучело», «Сибириада», «Гардемарины, вперед!», «Проверка на дорогах», десятки других картин. Но ни одна съемка не наделала в областном центре столько шума и проблем, как экранизация повести Бориса Полевого «Доктор Вера». Было это в 1967 году – 45 лет назад.

Натуру выбрали в самом центре города – на площади Революции. Снималась одна из кульминационных сцен картины – казнь подпольщиков. Памятник Калинину закрыли бутафорской часовней, а перед ней построили настоящую виселицу. Постановщиком картины был Дамир Вятич­Бережных (Дамир – сокращенное от «Даешь мировую революцию»). В «Докторе Вере» снимались звезда советского кино Николай Крючков, нынешний директор Малого театра Виктор Коршунов и первая жена Андрея Тарковского Ирина, которая носила фамилию мужа. Второй режиссер картины – Алексей Коренев. Он прославился позже, поставив «Большую перемену» и став отцом актрисы Елены Кореневой. В калининской съемке засветилась еще одна будущая знаменитость – Валерий Носик, отец ныне раскрученного сериального актера Александра. Если учесть, что картину поддерживал писатель Борис Полевой – литературная знаменитость страны и наш земляк, то собрание талантов решило все организационные хлопоты натурных съемок в самом центре города. Поглазеть на происходившее собирались толпы. Зеваки мешали движению (тогда по Советской ходили трамваи). Водители сами замедляли ход – когда еще увидишь такое?

Но главная проблема – не зеваки, которых успешно блокировала доблестная милиция. Не везло с погодой. По сценарию действие происходило осенью – в начале зимы, а снимали в марте, когда зима панически отступала. Снег на съемочную площадку завозили всю ночь самосвалами, но под влиянием погоды и массовки он таял еще до начала подготовки к работе съемочной группы. Про массовку – особый сказ. Надо было набрать не десять–двадцать, а с добрую сотню человек. Искали не абы кого, а старух и стариков, женщин, детей. Их одевали точь­в­точь как в военной хронике, репетировали страх ожидания и ужас казни чуть ли не с каждым. По массовке камера проходила крупным и средним планом, так что из добровольцев извлекали недюжинные актерские способности. Приманок для толпы было три: сам процесс съемки, участие в ней любимца зрителей Николая Крючкова и гонорар – шесть рублей за съемочный день. (Съемочный день – день, когда работала камера. За отмену съемки платили трояк. Для сравнения: буханка хлеба стоила 12 копеек, литр молока – 18, бутылка водки – 2 рубля 87 копеек.) Людей обязывали приходить на площадку чуть ли не с восходом солнца, а отпускали в вечерних сумерках.

Вся съемочная группа склонялась перед авторитетом Николая Крючкова. Его гримировали в одной из комнат музея, который занимал половину Путевого дворца. Звезда знала себе цену и общалась лишь с постановщиком картины. По сюжету его герой стоит на виселице в разорванной нательной рубахе и со следами побоев на лице. Говорили, чтоб не замерзнуть, Николай Афанасьевич перед появлением на улице разогревался беленькой, но на поведении артиста это никак не сказывалось. Крючков есть Крючков – действительно великий артист. Автографы он никому не давал, да и фотографировали его только издали.

Проще было с исполнительницей главной роли – доктора Веры. У Ирины Тарковской это была первая в карьере съемка, она никак не задирала нос, хотя от массовки ее держали подальше. Симпатичная актриса впоследствии стала режиссером детского кино.

Для съемки эпизода немецких офицеров и нижних чинов подбирали в Калининском театре драмы и ТЮЗе. Большой эпизод сыграл ведущий молодой актер театра драмы Виктор Речман. В театре ему завидовали: «Только пришел на сцену, и сразу в кино!»

Артистов эпизода одевали и гримировали в нынешнем здании объединенного музея. Рекомендовали: в немецкой форме идти на съемку быстро и всем сразу. Во­первых, чтобы не останавливать машины и трамваи, а во­вторых, у людей, переживших войну, еще свежа была память, и при виде «немцев», пусть и ряженых, может случиться всякое.

Однажды случилось. Подвыпивший ветеран кинул в «немцев» кусок сколотого льда и кому­то разбил в кровь лицо. После этого «оккупанты» ходили на место съемки потайными ходами.

Актеров перед съемкой осматривал консультант киностудии «Дефа» из Восточной Германии. В спешке немецкому обер­лейтенанту, которого играл автор этих строк, прикрепили кобуру справа. Консультант попросил перевесить налево, объяснив лейтенанту, что в таком положении легче выхватывать пистолет.

Роль обер­лейтенанта была короткой. К виселице подъезжает «Виллис», из него выходит священник (Валерий Носик), офицер, ласково беседуя, под локоток подводит его к эшафоту, помогает ему подняться на помост, где батюшка предлагает патриотам причаститься перед смертью. Те, разумеется, предложение отвергают. На экране проход занимает меньше минуты. Эпизод снимали два или три дня. То снега не хватало, то массовка почему­то редела, то «Виллис» барахлил, то дверь машины не открывалась, то постановщику вообще все не нравилось, в том числе построение кадра. В общем, до эшафота Валерия Носика обер­лейтенант сопровождал, включая репетиции, почти раз двадцать. Все это время под виселицей мужественно изображали предчувствие смерти три пожилых актера во главе с неподражаемым Николаем Крючковым. За съемочный день мне платили 12 рублей, тогда как в драматическом театре – 55 рублей в месяц. Но дело было не в деньгах, а в самом приобщении к миру кино, где в то время все, кончая пиротехником, считались чуть ли не небожителями. Кино на самом деле было важнейшим из искусств. Для руководства области и города работа съемочной группы, блокирующей движение на главной улице города, была и головной болью, и подарком. Действие повести происходило в выдуманном городе, но Борис Полевой не скрывал, что в основе истинные события, происходившие в оккупированном Калинине. Военная история в ту пору была священной для всех – от рядовых граждан до больших начальников. 

Фильм «Доктор Вера», увы, не стал событием в советском кинематографе, но его съемки остались в памяти не одного поколения. Поэтому картине, снятой режиссером­фронтовиком, не уготована тень забвения.