Счастливое одиночество в Погорельце

Если б прозябал, то не видать бы на его прокаленном от ветра и солнца лице вечной улыбки и по­детски восторженных глаз. 

Одиночество, скорее, для красного словца. Живет Сергей с больным отцом, который на белый свет лицезреть выходит так редко, что в округе позабыли, как он вообще выглядит.

Сергею давно за сорок, всю жизнь провел с родителями – рано умершей матерью и уже стареньким хворым отцом. Но никто в округе не слыхивал, чтобы Сергей хоть полусловом на свою судьбину посетовал. Да даже сетовать ему недосуг. Когда в деревне можно сидеть сложа руки? Вот и Сергею присесть некогда. У него подворье: две коровы, бык да овец голов тридцать. Пастбище прямо за окном, можно сказать, у крыльца. Деревня, где живет Сергей Васильевич Кудрявцев, и не деревня теперь вовсе – одна жилая изба. Есть еще дома на другом конце деревни, но – почти руины. А было когда­то здесь просторно и весело, хотя деревня называлась печальным словом «Погорелец». Самая богатая изба была у одноногого ветерана войны Богданова (произносили с ударением на последнем слоге). Хозяин ходил на самодельном протезе и вершил чудеса крестьянского мастерства: косарь был отменный, дом содержал на загляденье, плел корзины, но отличался суровостью нрава. Детвора шла на озеро перед домом деда Богданова в ускоренном темпе, хотя все были смирные.

Про сурового инвалида последний житель деревни Погорелец вряд ли хорошо помнит: впору описывать собственную жизнь, состоящую исключительно из работы. По лету Сергей занят заготовкой сена. На бывшей улице бывшей деревни травы растут не в пояс, а по грудь. Раньше животновод­одиночка до одури махал косой, а потом, удачно продав скотину, купил сначала трактор с тележкой, а потом подержанную легковушку. Тележка пришлась кстати для заготовки дров, перевозки навоза. Продал телегу заготовленных дров – три с половиной тысячи, навоз – полторы. На то и живет, тихо радуясь своему одиночеству. Случайный прохожий­проезжий обязательно спросит, как в одиночку мужик метает стога, и получит ответ: «Нормально!». Для него то, что нормально, для других уму непостижимо. Стога в три человеческих роста, сметаны по всем правилам крестьянского опыта.

Для пущей важности Сергей приобрел два дома – в соседней слабозаселенной деревне и совсем вымершей. Спрашивать, зачем они ему – полуразрушенные, – бессмысленно, все равно что узнавать, почему дует ветер или светит солнце. Поэтому никто не спрашивает, а воспринимают как естественное для современной России желание взять побольше недвижимости для приобретения веса в обществе.

Сергей живет в мире природы и в единении с ней. Что нехарактерно для сельской местности – не пьет и не курит. Нынешним летом его собаки загнали бобренка в заброшенный колодец. Сергей спустил бедолаге ведро, бобренок понял, как спастись, дал себя поднять и перенести в водоем, который еще пару лет назад был канавой, а стал расширенными бобровыми угодьями с плотинами. Теперь здесь по весне­лету обитает пара серых цапель и корм для прожорливых птиц.

Еще к одинокой избе иногда выбегают лоси, лисы, зайцы, только от волков Господь миловал, иначе овечье стадо редело бы на глазах. 

В огороде и на картофельном участке у мужика нехорошо: сорняки встали так, что не видать не то что корешков, но даже вершков. Недосуг. В слово «недосуг» одинокий человек, по­моему, вкладывает понятие слова «счастье». Оно у всех разное, и горожанину никогда не понять трудягу Серегу, привыкшего к одиночеству, как к наступлению нового дня.