Священные письма о Священной войне

Это были самые ценные вести с фронта

Это было недавно, это было давно… Давно ли страна отмечала 60­летие Победы Красной Армии под Москвой, юбилей освобождения Калинина от фашистов, а уже десять лет минуло. Многие ветераны Великой Отечественной войны за эти годы ушли в мир иной. Ушли живые свидетели боев…

Десять лет назад мне выпало счастье вести газетную рубрику «Моя война». Фронтовики рассказывали о своей войне, а то, что она была у каждого бойца и командира своя, сомневаться не приходится. Из моих авторов, а их было около двадцати, в живых уже нет никого. Вот что значит десять лет для ветеранов нашей Священной войны.

Помню рассказ солдата, сражавшегося под Москвой в 1941­м. Его батарею разбили, и он, контуженный, бродит после боя по заснеженной целине в поисках живой души. В сумерках набрел еще на одного раненого. Им страшно хотелось есть, но вокруг ничего, кроме снега. Тогда они нашли замороженный труп немца, штыком вырезали у него мясистую часть и отварили в солдатской каске. «Почему немец?» – по наивности спросил ветерана. «Э, милый мой, с наших солдатиков нечего было взять, кожа да кости. А немец, он поупитаннее был, здоровые, черти, на нас перли».

Другой ветеран рассказал, как при отступлении летом 1942 года видел колонну беженцев. В ней шла молодая босоногая женщина с четырьмя малыми детьми. Трое держались за юбку, а четвертый привязан за спиной. Колонну на бреющем полете расстреливал немецкий самолет. «Мы залегли по обочинам, а женщинам с малыми детьми не удалось спрятаться. После налета женщина и трое ее ребятишек были убиты, оставшийся ревел и ползал возле матери, как слепой кутенок. Вот тогда все во мне перевернулось. Я понял, что этих гадов надо убивать до единого. С того момента началась для меня настоящая война». Это говорил Герой Советского Союза, почетный гражданин Твери Александр Петрович Николаев.

Воспоминания о берлинских боях. Моему ветерану весной 1945­го было всего 19 лет. Он бежал по улице поверженной столицы, как вдруг услышал плач в подвале разрушенного дома. Вбежал туда – гранаты на боку, в руках автомат – увидел десятки укрывшихся женщин и детей. Старуха­немка подползла к солдату на коленях, надела ему на запястье золотые часы и попросила не убивать. «Мы с детьми и женщинами не воюем», – ответил солдат на ломаном немецком. Тогда перед ним опустились на колени все обитатели подвала.

Такие воспоминания должны передаваться по наследству.

Но душа солдата ярче всего раскрывалась не в воспоминаниях, а в письмах с фронтов. Читая сохранившиеся треугольники, многие из которых написаны карандашом (а чем же еще в полевых условиях можно написать?), поражаешься силе и глубине человеческого духа, патриотизму, без которого не может существовать ни одна даже самая передовая цивилизация.

70 лет назад на Красной площади в Москве состоялся парад, посвященный 24­й годовщине Октябрьской революции. С напутствием к бойцам и командирам с трибуны Мавзолея обратился Сталин. Говорил он не больше девяти минут, а закончил словами: «Кто может отрицать, что наша Красная Армия уже не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска?.. Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и полит­работники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойны этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина на полный разгром немецких захватчиков».

Миллионы солдат даже не подозревали о напутствии Сталина. Они не думали о подвигах и славе. Думали только о скорейшей победе. Даже ценой собственной жизни.

«Дорогие мои! Находясь на фронте, я насмотрелся на те страшные зверства, которые творят гитлеровские головорезы на нашей земле. В одном из населенных пунктов, откуда под ударами наших частей немцы бежали без оглядки, мы нашли трупы своих бойцов. Что эти фашистские подлецы сделали с нашими воинами?! Почти у всех выколоты глаза, разбиты черепа, переломаны руки и ноги. Кровь стынет в жилах при виде этих чудовищных злодеяний. Мой брат Борис погиб смертью храбрых как верный сын Родины. Я поклялся не выпускать оружия до тех пор, пока руки мои могут двигаться, пока сердце бьется в груди».

«Знаю, что нелегко вам жить, – писал родным другой солдат. – Но ничего не поделаешь – война. Нужно как­нибудь эти трудности преодолевать. Вот разобьем фашистов, тогда снова будем жить счастливой жизнью».

В письмах не только клятвы мщения и воля к победе. Солдаты делятся своим личным, наболевшим.

«Здравствуй, дорогая и многоуважаемая супруга Пелагея Васильевна.

Шлю я вам свой низкий и чистосердечный привет и от души желаю всего наилучшего в делах ваших. Дорогая Полина, я вам сообщаю о том, что в настоящее время жив и здоров, чего и вам желаю. Еще, Полина, я не писал вам ничего, потому что пока не было известно нам, а сейчас стало известно, что я выступал со своим оружием в боевой операции и уничтожил 16 немецких оккупантов, и сегодня, т.е. 10 ноября, уничтожил из своей винтовки двух фрицев. Это я сделал подарок Родине к 25­летию Октября. И знаю о том, что эти фрицы не будут топтать нашу советскую землю, и спокоен душой. За то, что эти 16 фрицев не придут к вам и не будут издеваться над моей женой, отцом, сестрой и детьми. Которые не будут грабить наши жилища, не будут тащить, как волчица, добычу волчатам. Вот, дорогая Полина, каких успехов я добился и буду уничтожать в дальнейшем, и советую вам тоже помогать фронту. А ваша помощь состоит в том, чтобы честно работать в колхозе, собирать урожай и снабжать себя, чтобы помогать нам, защитникам нашей героической страны. Полина, я вас уверяю: скоро погоним немцев обратно и победа будет за нами. Ну, насчет посылки, я думаю, что вам уже надоел, это пишу последний раз, и все­таки прошу, чтобы прислали табаку. Еще кланяюсь своим деткам Васе, Тае и Толе и желаю хорошего здоровья, еще кланяюсь дорогим родителям – папе и маме, желаю им доброго здоровья и долгого века за помощь и поддержку моей семьи. Еще кланяюсь Нине Семёновне. До свидания. Остаюсь жив­здоров, с почтением к вам ваш Шура».

«Здравствуйте, уважаемая моя жена Степанида Васильевна! Сообщаю, что я жив и здоров, чего желаю вам и моим деточкам – Петру, Василию, Михаилу, Наталье и Полюшке. Писать особо нечего, бьем фашистов, но их много и еще много нам придется воевать, чтобы вернуть прежнее мирное время. Но надо победить, и тогда мы снова встретимся и заживем хорошо. А если меня убьют, то прошу тебя, Степанида Васильевна, не выходи больше замуж. Воспитай наших деточек хорошими, работящими людьми. На то будет тебе моя воля. Исполни ее во имя нашей памяти. Жили мы с тобой хорошо, хотя бывало всякое. Без трудностей никто не живет. Продай кому­нибудь мои новые хромовые сапоги и неношеное пальто, или обменяй на продукты. Сапоги мне не сгодятся, да и пальто в деревне ни к чему. Гармонь мою отдай куму Василию Тимофеевичу, он шибко на нее зарился. Пусть играет для старух, баб и детей малых. Авось, повеселей вам будет. Обо мне печалься. Не один я могу пропасть на войне. Вокруг гибнут мои товарищи, но мы втройне мстим кровавым захватчикам.

Еще раз прошу тебя крепко­накрепко: подними наших детушек. Крепко жму руку. Твой муж Егор Васильевич.

Пришли Христа ради табаку. Перед боем страсть как курить хочется».

Во многих солдатских письмах слова, предложения и даже абзацы замазаны цензурой. Сейчас эти драгоценные полуистлевшие листки, свернутые в треугольники, – послания из ужасного и великого времени, когда слово бойца всегда совпадало с его ратным делом. Поэтому мы победили в той, уже далекой войне, которой до сих пор – уже 70 лет – ставят памятники и которую до сих пор мы неизменно, по­прежнему называем Священной.

Валерий БУРИЛОВ