Возвращение отца Силуана

Он приехал в Красный Холм восстанавливать из руин Антониев монастырь

Свинцовые рваные тучи, дождь не дождь – морось. Красный Холм точно вжимается в землю под тяжестью сизого неба. Он там, за рекой, а здесь монастырь. «Монастырь» – это уже не что­то конкретное, это общий топоним места между городом и деревней Слобода. Монастырский пейзаж почти лунный по меркам современности, но это, по словам отца Силуана, провинция вовсе не глухая, это два часа езды от Твери, и поэтому взгляд отказывается верить, что здесь все в таком состоянии.

Кто был в Красном Холме, тот обязательно видел «ансамбль» Антониева монастыря. Ощущение как после бомбежки, если бы не березовые поросли на старых сводах, не вжившиеся в обломки святыни люди со своим сеном, техникой, бытом…

Антониев монастырь – боль Тверской земли: три уцелевшие стены от Никольского собора XVI века с абрисами росписей века XVII, монастырские постройки­руины, и где­то здесь, под спудом, святые мощи преподобного Антония, под этой ровной травкой, что местные косят и складывают под въездную арку Вознесенской церкви от дождя.

Дождь усиливается, холодный ветер продувает насквозь. Хочется выйти на дорогу, поискать черную фигуру отца Силуана. Почему­то кажется, что монах, как пятнышко радости, принесет с собой утешение. Но дорога пуста. И как только пропала надежда увидеть здесь хоть кого­нибудь, отец Силуан подъ­ехал к вратам на стареньком синем ИЖе.

– Я на нем сюда и приехал, – улыбается батюшка на вопрос о питерских госномерах.

Идем в монастырь. Здесь, на полянке перед стенами древнего собора двухоконная бытовочка.

– Келья наша, – батюшка отпирает дверь. – Мы тут с братией молимся каждое утро.

Братия – это сам батюшка и два послушника. Все трое из Питера. Внутри уютно – диванчик, столик, печка, два аналоя. Из одного окна Вознесенская церковь видна, из другого – громада собора. По стеклам капли. Очень холодно.

И разговор начинается с вопроса, на который отец Силуан, наверное, устал уже отвечать. Как все­таки монах одной из крупнейших обителей России попал сюда, в Красный Холм?

– Началось с того, что я увидел фотографии монастыря, – говорит отец Силуан. – Кольнуло меня в сердце, стало обидно, что такой монастырь потерян для церкви, для русской культуры.

Отец Силуан ушел в монахи совсем молодым. Три года подвизался в Александро­Невской лавре в качестве послушника, а потом принял постриг, спустя еще какое­то время стал иеромонахом.

– Все это было постепенно, как и должно происходить в монашеской жизни. Решение не столько вынашивается самим человеком, как приходит извне. И ты пытаешься понять, кем ты себя найдешь в монашестве, справишься ли. Мир, который был до, с приходом в монашество исчезает, и должен исчезнуть в той степени, в какой был значим до этого, – говорит отец Силуан.

В миру учился на историка, изучал архитектуру, историю искусств. В лавре отец Силуан два года проводил кинолектории – показывал фильмы по истории церкви. А потом появилась возможность снять фильм о лавре. Отец Силуан искал режиссера и незаметно, как сам говорит, втянулся в процесс: начал писать сценарий, помогать в съемках. С этого момента началось его увлечение кино. Режиссером стал известный кинодокументалист Петр Солдатенков при участии Юрия Шевчука.

Лента «Александро­Невская Лавра. XX век» вышла в свет в 2009 году.

– Потом я подумал, что хорошо, если бы получился фильм и об Антониевом монастыре. Потому что монастырь малоизвестный и в советское время, и сейчас. Вы знаете, когда я показывал эти фотографии писателю Михаилу Кураеву (автору сценария фильма «Раскол». – А.Д.), он интуитивно выдохнул «Ах!» – первое впечатление творческого человека от видов разрушенного монастыря. Наверное, у меня было похожее впечатление. Но цель была не просто снять кино, а помочь фильмом восстановлению обители.

Отец Силуан принес с собой диск. На нем маркером написано «Возвращение».

– Вы будете моими первыми зрителями. Еще остались кое­какие доработки, но в целом он уже готов.

За помощью в создании фильма отец Силуан обратился к благотворителю, который сказал, что пока денег нет, но через полгода найдет какие­то средства. «Ну, значит, ничего не получится», – подумал отец Силуан, который знал, что обычно так говорят, когда хотят вежливо отказать.

Но через полгода человек, от которого зависело все, позвонил с вопросом: «Ну как, фильм будем снимать в монастыре?»

Это было два года назад. Приехала съемочная группа. Первоначально отец Силуан выступал в качестве сценариста, но потом втянулся и в режиссерские заботы.

Снимали около двух лет. Три заезда в Красный Холм: летом, зимой, осенью. Отец Силуан резюмирует:

– Очень сложно было. Сняли только с Божией помощью…

А когда съемки кончились, отец Силуан спросил себя: «И всё? Фильм сняли, я уеду, а здесь все так и будет?»

Для нас останется тайной (а она таковой и должна оставаться), как было принято решение иеромонаха Силуана оставить стены лавры и приехать в городок Красный Холм, чтобы «поднимать» неподъемное – древний монастырь из руин. Приехать навсегда.

Из большой обители в разрушенный монастырь, в котором ничего нет и жить­то негде…

– Если бы кто­то здесь был, я бы не приехал, но здесь не было никого.

Я понимал, что Господь послал меня сюда, и если не я сейчас, то здесь, может, лет двадцать никого еще не будет, а за двадцать лет все может разрушиться окончательно.

Официально клириком Тверской епархии иеромонах Силуан (Конев) стал в июле прошлого года. По его словам, в течение года по отношению к нему присутствовала некоторая настороженность: «Приехал из Питера. Зачем? Вдруг сослали – натворил там что­то, и – в ссылку».

Первоначально отцу Силуану все казалось немножко проще, чем вышло на самом деле. И сложности были не в том, чтобы привыкнуть к другой жизни, не в новых людях и их отношении, а в бюрократии, в оформлении документов – в этих извечных тренажерах человеческого терпения.

– Сложностей меньше всего в менталитете местных жителей. Люди доброжелательные, более простые и отзывчивые. Во время съемок я знакомился с людьми, и их отношение во многом стимулировало меня приехать сюда, – говорит отец Силуан. – Везде хожу в облачении, ведь я монах, и нет права ходить в чем­то другом, поэтому для людей я выгляжу необычно. Вначале на меня косились, но потом привыкли.

По переводу в Тверскую епархию отец Силуан со своей малой братией – двумя послушниками (один также из лавры, второй из Тихвинского монастыря) – начали служить в храме Зосимы и Савватия в соседней деревне Слобода.

– Удобств здесь, в деревне, маловато, поэтому приходится ко многому привыкать, по­новому ощущать себя в новом мире, в новом месте. Человек привыкает ко всему, а монаху полезно привыкать к неудобствам. Комфортная жизнь монашеству не близка.

Храм в Слободе старый, побитый временем, но внутри пригодный для служб. До прихода отца Силуана здесь никто не служил. В советское время в храме был прокат кинофильмов. Вот так все пересекается…

Хоть в храм и ходит немного народа, но батюшка все равно рад. Не сразу ведь…

– У нас появились колокола, и теперь население про нас знает. Колокол громкий, в соседних Бортницах слышно. Из Красного Холма много народу приезжает на службы.

Народу здесь живется несладко.

– Много пьют, работы нет. Общее настроение у людей не очень перспективное, – вздыхает отец Силуан. – Нет радости от своих дел. Поэтому и к восстановлению монастыря отношение пессимистическое. Живя в обстановке, когда особых перспектив для сельского хозяйства нет, колхозы умирают, люди думают: какой уж тут монастырь, зачем монастырь…

Отец Силуан уверен, что беда нашей современности в неспособности мыслить так, как мыслили люди XV–XVI веков.

– Мы думаем, что наша жизнь закончится и с ней закончится все, что мы делали. А помыслить чуть вдаль? Что будет после нас через сто­двести лет? Мы не знаем. Храмы разрушатся, и если через сто лет кто­то решит приехать в Красный Холм, он не найдет ни храма, ничего.

Главное – понимать, что это храмы. И даже в том виде, в каком сейчас находятся, они представляют ценность не только для церкви, но и для культуры. Мы потеряем их, и ничего подобного уже построить не сможем.

Красного Холма без монастыря не было бы. Это аксиома. Село, а потом и город, выросшие рядом с обителью, сегодня сиротливо смотрят в будущее. И не Антониев монастырь сегодня – символ Красного Холма, а одинокая колокольня на центральной площади. Колокольня без собора. Одинокая. Они свидетельство и символ времени.

А отец Силуан оптимист. Верит в то, что возвращаемся к временам преподобного Антония, когда сначала появляется монастырь, а потом люди вокруг него.

– Это место древнее и очень намоленное, – говорит отец Силуан. – В этом месте каким­то особым образом и действует Господь.

Сейчас с помощью администрации города зарегистрировали Фонд восстановления монастыря. Следующий шаг – сформировать попечительский совет. Наверное, это самое сложное, потому что пока попечителей нет.

Сегодня регистрация нового монастыря, даже возвращаемого церкви, нелегка: сначала необходимо зарегистрировать архиерейское подворье, а после этого через год, когда будет формироваться братия, можно регистрировать и монастырь, как действующий. С регистрацией будет проще участвовать в программах реставрации.

А пока силами прихожан очистили братский корпус от мусора, обрубили деревья на Вознесенском храме, сделали забор (до этого через монастырь все кому не лень ездили на реку). Сделали стенды, чтобы было понятно, что это за место.

– Господь посылает на помощь людей. Летом приезжали реставраторы из Москвы, давали советы, каким образом поддерживать состояние архитектурных памятников. Пока нет у нас юридического статуса, структуры по охране памятников дальше бесед со мной не пойдут. Но уровень памятников монастыря настолько высок, что нет сомнения: государство должно нас поддержать, – говорит отец Силуан.

Дождь не стихает. Осень. Зимой здесь все заносит так, что не пробраться к собору. Отец Силуан хочет поставить у ворот монастыря часовенку, чтобы не в бытовке молиться, а под крестом.

Давно вертится на языке вопрос, все не решающийся сорваться.

– Не жалеете?

– А какой смысл жалеть, – отец Силуан невозмутим. – Иногда мимолетно возникают мысли: правильно ли я поступил? Особенно когда что­то не получается. Когда получается, мысли уходят в сторону. Но такие мысли нужно отгонять, с ними далеко не уедешь, не сделаешь ничего. Я уже здесь свой, для меня это уже почти родной город. Начинаю скучать, когда уезжаю на несколько дней куда­то. У вас нос замерз, давайте я вам наконец фильм покажу.

– А почему он называется «Возвращение»?

– Когда я начал заниматься переводом в Тверскую епархию, выяснилось, что в Краснохолмской земле есть и мои корни. Моя бабушка родилась в деревне Старое Гвоздино Краснохолмского района. Я этого не знал. Заезжал туда, смотрел. Храм там разрушенный – Казанский, в котором бабушка крестилась. В 1928 году она уехала в Ленинград, где вышла замуж. Ее, конечно, никто уже не помнит. Поговорил я немножко с тамошними людьми о вере… Поэтому, может, это и есть мое возращение обратно, на родину.

Александр ДЫЛЕВСКИЙ

Фото Юлии СМОРОДОВОЙ