Кованые сапоги по коридору. Дверь распахнулась, и дула автоматов в избе появились. Автоматная очередь в потолок. Люди в черных шинелях, по бокам изпод ремней торчат игрушки, похожие на толкушки.
Эти игрушки – гранаты – один из троих вошедших положил на стол. На корявом языке произнес: «Матка, курку на стол». Мать, вытирая фартуком слезы, ответила: «Ваши были, все выгребли». – «А во дворе кто кудкудкуда кричит? Партизан кормишь? Всех к стене в угол». И снова автоматная очередь в потолок. Мать, рыдая, умоляла не убивать нас: нет партизан, лестница в коридоре, можете на чердаке проверить.
Одна уцелевшая курица спряталась в соломе во дворе после ограбления немецкими солдатами, подала голос. Даже мы не знали, что одна курица осталась жива. Ни коровы, ни зерна, пустые сплошь закрома да во дворе солома.
Долго ловили курицу два карателя. Третий дулом автомата водил то в окна, то в потолок. А те двое курицу все же в избу принесли, сварили, чуть ли не с перышками съели. А нас к вечеру пообещали расстрелять, когда от их начальника бумагу принесут. За помощь партизанам не простят.
На мотоциклах черных подкатили еще несколько карателей. В избе на троих тех накричали. Мать после пояснила нам: один на ломаном корявом языке кричал, что в четырех километрах от нашей деревни их обстреляли. Много раненых, несколько убитых. Обозлились приехавшие на тех, кто курей ловит.
Черные шинели не жизнь, а смерть принесли в деревню.
Ни куска хлеба, ни картошины не осталось. А карателям привозили откудато и белый хлеб, и шнапс, да и самогонку в длинных емкостях. Каратели пили и нахваливали. Нас, как щенят, в угол избы загнали. Вкус хлеба мы быстро потеряли. Наша еда была мякина да распаренные опилки из липы.
Вся наша деревня в липах укутана была. Река вдоль деревни, кудрявые деревья по улицам. Какая была красота! Во что превратила все война, слов нет. Что ни бомбежка, от взрывов образовывались пруды, выкорчеванные разломанные деревья.
Не забыто и то, что не пошли к себе домой похорошему солдаты немецкие. Их погнали, и черные шинели те побросали. А мы по миру пошли, кусок хлеба, картошину просили.
Лишь после войны солдаты в серых шинелях стали домой возвращаться. А наш отец погиб.
И вновь весна. День Победы отмечает Россия. И не забыта мной песня: «Там вдали, за рекой, громко пел соловей, а я мальчик на чужбине позабыт от людей. Позабыт и позаброшен, с молодых юных лет. И остался сиротою, счастья, доли мне нет. Вот умру и похоронят меня, и родные не узнают, где похоронен я. И никто не узнает, где могилка моя».
А недавно сон приснился. Молодой, красивый мужик в пилотке сидит на берегу. Осторожно к нему подхожу. Закурить предлагаю. И вдруг голос отца: «Ты же знаешь, я не курю». Я кричу ему: «Твой друг Василий, с кем в армию в один день призвали, в одном окопе вместе воевали, мне и всей семье рассказал, как ты связку гранат взял и прыгнул из окопа под вражеский танк». Он встал, меня обнял и тихо сказал: «Бери, сынок, шинель мою, пошли домой. Танки уже те давно поржавели, а мы вновь помолодели». После сна пот с лица градом, просидел до утра, окурков полная пепельница. Каково это – живым давно погибшего отца увидеть…
А.Е. ПУГАЧЕВ,
ветеран труда
Калининский район
Добавить комментарий