Талант – явление штучное

Тверской поэт Евгений Карасёв ежедневно обходит дозором улицу Трехсвятскую. При нем всегда целлофановый пакет: иногда с книгами собственного сочинения, иногда – с диском, на котором записана телепередача с его участием, но всегда – с бутербродами. Ими он делится с многочисленными друзьями­приятелями – завсегдатаями центральной улицы, где, помимо борьбы с пьянством, идут жаркие дискуссии на политические и социальные темы. Евгений Карасёв в дискуссиях громко отстаивает позицию с ученым видом знатока и уверенностью в абсолютной своей правоте. Спорить с ним бывает тяжело. Человек он от природы наделенный умом, начитанный, много повидавший и переживший.

Безотцовщина (отец погиб под Ржевом), по младости лет Евгений оказался на скользкой дорожке: связался с любителями красивой жизни, колесил по стране, освоив ремесло вора­карманника. Общий срок судимостей – двадцать с «хвостиком» лет. В 1990­е, когда криминальная тема была модной, Карасёв выпустил несколько опусов, основанных на собственном опыте и впечатлениях. Тогда читалось со жгучим интересом. За 20 лет тема затерлась и потускнела. Но прошлое – как история: не выкинешь, не перепишешь. Поэтому в стихах Евгения присутствует лексика, присущая «колючему» миру. Да и писать стихи он начал за «колючкой». Потом творчество стало потребностью, переходящей в смысл жизни.

Собственный слог, стиль, рифма. Евгений Карасёв индивидуален. Большинство знающих толк в литературе считают его человеком талантливым. А талант – явление штучное.

Новая книга стихотворений и поэм Евгения Карасёва называется «Мокрый снег»: семь частей и две поэмы. Все, что написано за последние годы. Сборник получился на триста с лишним страниц. В каждом стихотворении – переживания, тоска, боль. Потому, наверное, и снег у поэта не пушистый, а мокрый.

Нынче книги поэты вынуждены продавать сами. Тираж у Евгения Карасёва не залежится. Читателей и почитателей у него тысячи. Недаром же он лауреат премии одного из авторитетнейших толстых журналов – «Нового мира»…

Валерий БУРИЛОВ

 

Растерянность

Смотрю, как нынче пробивают

себе дорогу

незнакомые мне мальчики.

В душе ни огонька, ни Бога –

алчность.

Такой пройдет в людской толчее –

и за ним просека,

как на повале после трактора.

Напрасно их кто-то увещевает,

                                  просит,

пугает зимовкой раков.

Опьяненные собственной силой

и отсутствием укорота,

они на все положили

хрен с отворотом…

…Я двадцать лет провел с корешами

хваткими, цепкими;

наторел распознавать травленых

волков на нюх,

по почерку.

Но не спрашивайте у меня рецепта –

сам потерял почву.

 

Котенок

В наш подъезд подбросили котенка –

исхудалую, жалкую крошку.

На улице пронизывающая

                             мела поземка,

и новый приют, наверное, показался

 подкидышу

нечаемой роскошью.

В квартиру его к себе никто не пускал,

измотанные жизнью жильцы

на подзаборника

шипели и рыкали.

И только дети, утаив за столом

от своего куска,

подкармливали на лестнице мурлыку.

От непослушных чад родители

настоятельно требовали –

не пригревать приблудную кошку.

Но на этажах то тут, то там

появлялись блюдца, плошки

с намокшим в молоке хлебом.

Пушистый сорванец словно понимал,

к какой он принадлежит касте –

при появлении взрослых стремглав

устремлялся в подвал.

А к детворе ластился.

По утрам басурманин поучительно

мылся,

часами настороженно дремал.

И, казалось, уже прижился,

как вдруг – пропал!

Сиротливо стыла на площадках

его игрушечная посуда,

нагоняла уныние с мягким подстилом

пустующая клеенка.

И обремененные собственными

тяготами

люди

в тревоге кинулись искать котенка.

 

Сполох черемухи

Ты подпрыгнула и, поймав за кончики

ветвь цветущей черемухи,

пригнула все упругое дерево

и, смеясь, отпустила.

И мигом ночь черную

вспышка белая осветила.

Тишина вышла редкая –

так не часто фартит.

И долго еще выпущенная ветка

неслышное сыпала конфетти…

Забылись, как книги с полок,

и ты, и другие женщины.

И только черемухи призрачный сполох

иной раз раздвинет темень

                           кромешную.

 

Воспоминание

На дорожных щитах упреждающая

надпись:

«Осторожно – листопад!»

Подобная заботливость понятна,

когда дождь, гололед.

А тут такая красота – и бить

                                в набат.

Но я послушно сбрасываю ход.

Опасливо объезжаю ворохи

листьев кленовых,

собранных ветерком на просушку.

Словно остерегаюсь снова

в соблазнительную угодить ловушку.

Что-то из прошлого,

такое же волнующее и заманчивое,

как этот кружащийся в воздухе,

обескураживающий вертоград,

толкнуло меня, водителя отчаянного,

запальчивого,

поверить намалеванному плакату…

А какой листопад!..

 

Летним вечером

Вспомнилось лето. Вечер, как этот.

Запах прогретой за день реки.

Кувшинок с птичьей пометой

задреманные поплавки.

Обстоятельств стеченье,

дернулись ли поплавки –

унесло теченье

неверные мостки.

…На схожих сижу досках,

та же плещется вода.

Многое повторяется в круговерти

несносной.

Но года, года, года!..

 

Счастливая ошибка

В тишине подъезда звонко

по ступенькам, которые сточил

каждодневный наждак,

кажется,

улепетывает шарик пинг-понга.

И я с любопытством начинаю

беглеца ждать.

Но это жиличка с верхнего этажа

на своих каблучках-гвоздиках

прошла, духами дыша,

будто ветерок после майского дождика.

…Может, мы и остались бы только

соседями добрыми,

разделенными лестничными прогонами,

не спутай я каблучки дробные

с упрыгавшим шариком пинг-понга.

 

В пору тополиного

цветения

Думал ли я, что вернусь

искать дом, где с кольцом калитка?

Ворохнулась ли давняя грусть

или боль позабытая?..

Все кругом в тополином снегу,

белью кипенной речка завьюжена.

И церквушка на том берегу

с колокольней порушенной.

…Узнаю я и дом. И калитку.

Только вспять не толкнуть карусель.

И тропинку сужает до нитки

разыгравшаяся метель.

 

Свежее дуновение

Грустные мысли лезут в голову.

Морщусь, как от боли

при радикулите шейном.

Двадцать километров на своей

                                  «тачке»

отъехал от города

и уже столкнулся с уймой мошенников.

Одни норовят всучить пересортицу,

другие фальшак вместо подлинника.

В такой ситуации законопослушные

 граждане

пытаются обособиться,

отчаявшиеся тянутся к допингу.

Мне, конечно, не втюрить

за нашенские

импортные яблоки

или надраенную латунь взамен

пробы высшей.

Этим я обязан старым граблям,

набившим на моем лбу поучительные

 шишки.

А потому смешны лезущие из кожи

искушающие риторы,

осточертевшие рекламные клипы.

…В салон автомобиля сквозь запах

дезодоранта приторный

волнующий пробивается аромат

цветущей липы.