Иван Косилкин, федовский старожил

В деревне Федово под Вышним Волочком живет почти сто человек. При этом автобус маршрута № 9 из Вышнего Волочка заворачивает сюда только два раза в сутки. Здесь странное переживание оторванного от цивилизации места, хотя до города от деревни верст десять — не больше. Теплым вечерком почти все свободное население устраивается на завалинках или собирается возле магазина. Общение у нас с жителями деревни происходило так:

– Вы вот напишите, как мы, старики, здесь живем! Совсем брошены. Только одна медсестра осталась, да и ту скоро от нас заберут. Ничего теперь не работает, ни клуб, ни школа. Автобус ходит редко, и дорога худая. А с водой как? Вот, глядите, глядите, башня совсем наклонилась, и вода ржавая из колонки течет.

Но дело было не в воде и не в автобусе – народу просто хотелось поговорить с приехавшими странными молодыми людьми.

При этом бабушки как одна наотрез отказались называться и так же наотрез – фотографироваться. Мы попробовали разговорить их на предмет истории: дескать, вот у вас посреди села стоит большая старинная брошенная церковь с повалившимися крестами. Может, что знаете из преданий старины?

Ответ был уничижающе краток:

– Да ну, кому эти развалины нужны?!

Поняв, однако, что именно развалины этим сумасшедшим из города почему-то нужны, нас перенаправили к Ивану Косилкину, живущему в колхозном двухквартирном домике возле церкви. Косилкин оказался словоохотливым, бодрым и крепким дядечкой, несмотря на очень почтенный возраст – восемьдесят три. Он радушно принял гостей, пожелавших узнать подробности истории деревни и его собственной истории, разложил альбомы. Пытался принести и грамоты почетные за трудовые достижения. Но мы с Денисом Ивлевым, поняв, что грамот у него изрядное количество, не без некоторого облегчения отказались, сославшись на нехватку времени. И в самом деле, засидевшись сверх меры, можно было опоздать на автобус, поскольку топать к ближайшей остановке у поворота на поселок Зеленогорский от Федова почти час, а другого общественного транспорта не предвиделось.

В общем, Косилкин оказался полной противоположностью большинству местных обывателей. Он даже согласился провести небольшую экскурсию по деревенским достопримечательностям. Взял палку, надел старомодную шляпу и не без изящества сошел с крыльца.

– Игнатьич, куда направился? – из соседней калитки вышла женщина и пристально посмотрела на нас с Денисом.

– Ничего, не бойся, это хорошие люди, – ответствовал Косилкин, а нам прокомментировал: – Родственница моя. Заботится, как бы чего… – было видно, что ему очень лестно ощущать себя не как большинство здешних забытых и брошенных деревенских стариков, а существом иного рода. – Вообще, мы, Косилкины, не совсем местные, мы белорусы. Приехали в ноябре 1936-го в Вышний Волочек, на родину мамы, тут же жили тетки. Фамилия отца была Косилка, а по-русски Косилкин. Отец Игнатий Игнатьевич работал в МТС в селе Афимьине. Мы, помню, с братом летом 1937 года ходили туда смотреть работу косилок. В Афимьине старая барская усадьба была, хозяйство большое. Все районное партийное начальство приезжало. А потом за что-то директора, я помню, фамилия его Двинов, а также руководство колхоза, и отца тоже – всех арестовали в ночь. Они жили в общежитии, всех и взяли. И их всех сослали в Коми АССР, город Ухта, по 58-й статье. Все начальство и передовых людей, комбайнеров забрали и сослали. А реабилитировали уже потом – во время войны. Отец вернулся в 1945 году, а в Ухте работал на военном заводе. Семь лет отбыл, но его в итоге реабилитировали. Кстати, имел по закону право получить деньги как компенсацию за «вынужденный прогул». Но шла война, деньги в фонд обороны все отдал. В конце войны оттуда – из Ухты – специально приезжали смотреть, как живет семья. А как живет? Нас четверо детей да бабушке 93 года. Да… отец был 1896-го, мать 1898 года рождения. Вот я с 1939-го трудился в колхозе, в 1944-м учился у кузнеца полгода, потом в МТС работал до пенсии и после.

Иван Игнатьич начал с азартом рассказывать устройство трактора ХТЗ и его агрегатов. Но это вряд ли возможно передать газетной строкой.

Зато у него единственного, по его словам, остались здесь довоенные фото. На фотоснимке мальчишек одной из окрестных деревень, где есть и он сам, Косилкин показал, кто потом погиб в войну (таких оказалось половина). Из переживших войну в живых теперь он один. Главная гордость среди первых послевоенных фотографий – фото «я на тракторе». Для тогдашней деревни трактор – это куда круче, чем теперь «Bentley».

Село Федово – старинное, когда-то новоторжское, а с XVIII века вошло в Вышневолоцкий уезд. Здесь жили гончары, делавшие посуду и игрушки. Кроме прочего, проводились и ярмарки, памятником им осталась планировка села: дома широченным квадратом обходят обширную площадь, часть которой занимает небольшое кладбище с разоренной церковью. У церкви этой несчастная история. Она действовала почти без перерывов до 1949 года, после чего была некрасиво и грубо закрыта, но местные жители берегли ее в нетронутом виде почти до 1980-х годов. Никто не зарился на церковное имущество.

– Вот мы однажды в колхозе, помню, намолотили много зерна, – рассказал Иван Косилкин. – Председатель мне и говорит: поезжай к Плаксину, он даст тебе ключи, ссыпем зерно в церковь. Она была закрыта уже давно. Плаксин Михаил Нилович, староста, был пожилой уже человек, он не возмущался: «Столько намолотили! Молодцы! Да, пожалуйста». Зерно три дня лежало, потом вывезли, всё подмели… Это теперь не сеют, не пашут, склады стоят разоренные, эх… А разорили церковь мазурики из города, которые вон тот дом строили, – Иван Игнатьич показал на брошенный двухэтажный дом, какие строились в годы «подъема Нечерноземья». – Нашли лаз в подвале и всё разграбили. Потом, в начале перестройки, колхоз начал было реставрацию: леса поставили, железо старое сняли с крыши, а новое не успели положить – деньги кончились Вот церковь и развалилась.

В общем, кто были старые, те померли, а кто новые, спились или равнодушны ко всему. Косилкин простился с нами у края деревенской площади.

– Ну, до свидания. Возможно (он сделал акцент на «возможно». – П.И.), еще и увидимся. Бывает же… Человек никак не относится и не относился к числу деревенской интеллигенции и явно не испытывал желания ею становиться. Но он оставляет ощущение крестьянина в своем роде избранного. Может быть, это от техники, долгое общение с которой сделало его существом высшей колхозной касты, а может быть, белорусские корни. Белорусы – спе-цифический народ в этом отношении, они умеют гордиться тем, что работают на земле (нынешним великороссам это, увы, совершенно не свойственно). Так или иначе, но жалко, жалко, что Косилкиных мало осталось в России, и последний он такой в Федове…

Павел ИВАНОВ